Назад возвращались уже мы на такси, а Андрей со своей машиной на эвакуаторе – хорошо, что недалеко ещё отъехали от Москвы.

Так что это было? Сон в руку, как принято говорить в таких случаях? Или не полностью ещё исполнилось предупреждение этого непонятного сна? До сих пор я в глубоком недоумении…

Кстати, о машине. Андрюшкин пикап-вездеход «хонда», так категорически прервавший наше паломническое путешествие к мощам Серафима Саровского и наделавший некоторый переполох в наших кошельках (всё-таки новая коробка-автомат стоит 250–350 тысяч рублей), оказался просто осторожным и корректным японцем. Коробка его и не пострадала совершенно, но пунктуальные датчики всего лишь заблокировали её, потребовав тем самым заменить загустевшее от долгой эксплуатации масло на свежее. И на следующий день Андрей с оператором, но уже без нас с Ириной Васильевной, отправился туда же на съёмки праздника в честь Успенья Богородицы…

Итак, продолжим прерванный рассказ. В старинном приморском селе Екатериновка, расположенном на западном краешке широкой в тех местах долины реки Сучан и где находился накопительный лагерь принятых по оргнабору рабочих для северов, мне пришлось прожить почти три недели. Жили мы в длинном кирпичном двухэтажном доме довоенной постройки в комнатах по три-четыре человека в каждой, раз в неделю меняли постельное бельё, ну а одежду свою мы уже сами стирали в душевых по необходимости. Нам платили какие-то деньги, рядом была недорогая столовая и медпункт – всё как и положено. Причём практически всё время мы были предоставлены сами себе и жили, если и не как на курорте, но уж точно чуть ли не в самом настоящем доме отдыха.

В нашей комнате мы жили втроём: как ехали в одном купе вагона, так и поселились вместе. Разные по характеру, интеллекту и вообще по прошлой своей жизни, мы как-то сразу сблизились и по-настоящему сдружились. Конечно, мы совсем мало чем отличались друг от друга и по возрасту, и, очевидно, по социальному происхождению, но главное было, пожалуй, не только в этом. Но, видимо, такие вот изолированные в некотором роде от основной массы населения сравнительно небольшие общности людей, но объединённые единой целью и местом пребывания, пусть и на короткое время, просто по природному инстинкту самовыживания в неординарных условиях нового бытия невольно стремятся сплачиваться в небольшие компактные группки особенно близкого товарищества. Таким небольшим микросообществам, естественно, гораздо легче держаться в общей массе практически совершенно незнакомых людей, страхуя и поддерживая друг друга, порой буквально плечом к плечу и спиной к спине, от любого негативного воздействия с внешней стороны, от кого бы оно ни исходило. Я заметил и ощутил не один раз на самом себе действие этого свойства человеческой психики, сохранившегося почти у каждого из нас с самых-самых пещерно-первобытных времён, потому что на генном уровне, даже не осознавая вроде бы этого: жить одному в этом, не всегда доброжелательном и уютном во всех отношениях, мире просто невозможно. По сути, в любом новом месте мы, порой даже незаметно для самих себя, обрастаем новыми друзьями и просто знакомыми людьми – по работе или по лестничной клетке, которые даже в небольшую трудную житейскую ситуацию всегда могут оказать хоть и мизерную помощь. Но особенно ярко это свойство психики или прирождённое чувство самовыживания, как его ни назови, проявляется именно на северах: там, в значительном удалении от материковой цивилизации, люди всегда были более сплочённы и доброжелательны друг к другу.