Порой так и хочется крикнуть: «Очнитесь! Это же наша земля, земля наших предков!» Закрываю глаза и вижу реки полноводными, с заросшими кустарниками по берегам, по-прежнему одаривающими людей благодатью и здоровьем. Действительность – увы! – драматична…

Обидно за малую родину, за Урюм, за Кубню.

Неужели восстановление и разумное использование водного богатства края остались за пределами возможного? Надеюсь, что это не так. Болезнь зашла далеко, но необратимых процессов ещё нет. И чтобы надёжно излечить её, необходим безошибочный диагноз.

Прежде всего, изложенные выше напасти присуще всем малым рекам. Они отчасти продукт технического прогресса и даже шире – цивилизации. Добавим: когда их достижениями пользуются бездумно, в чём всегда были сильны наши соотечественники…

Рассмотрим историю этой болезни на примере двух наших рек.

Оседлая жизнь на их берегах существует, похоже, не менее полтысячи лет. И столько же раз прошумело на них половодий при существовании водохозяйственных сооружений. Были годы с уровнем воды так себе, а в памяти и такие, что начисто сметало плотины не раз и не два.

Не очень сведущие в законах гидротехники, но трудолюбивые предки с упорством муравьёв возводили её снова и снова. И однажды, рассказывала мама, восстанавливая плотину после очередного прорыва, суеверные предки закопали в неё бродячую попрошайку с суровым наказом: «Держи!»

Как долго удерживала несчастная плотину – неизвестно, но предки чётко понимали: для нормального существования деревни плотина нужна! И боролись за сохранение её любой ценой.

Нынче потеря плотины не смертельна. Во всяком случае, не сулит стольких бед, как прежде. А представитель местной власти, носитель современных идей, когда я заговорил о восстановлении плотины, кажется, даже удивился:

– Зачем? Жернова мельниц можно крутить электромотором, на худой конец – двигателем внутреннего сгорания. Питьевая вода подаётся водоводом из функционирующих пока (!) родников. А для купаний и плавания – это уже блажь!

За этой блажью нынче надо специально собираться и прогуляться за деревню к ишбашскому лесу. Там в широком овраге, вымытом вешними лесными водами, колхоз соорудил пруд. Праздные горожане, отдыхающие в Курбашах, сюда, бывает, наведываются. А местным, утомлённым за день праведным трудом, ходить за два километра за этой «блажью» хочется не очень. Это вам не с огородного мостика плюхнуться, что называется, без отрыва от производства…

Но представителю власти, имеющему в личном пользовании автомобиль, казалось это мелочью, не заслуживающей внимания.

– Для восстановления реки, – воскликнул он, – представляете, сколько надо труда?..

Я представил. Надо укрепить берега. В двух-трёх местах, где Урюм делает крутые повороты, поставить прочный заслон из железобетона, на худой конец – из бутобетона. Да и саму плотину в нынешних условиях не мешало бы соорудить из него. Надо почистить дно от нанесённого ила. Надо нанять и содержать ответственного за водное хозяйство села. Надо…

Много чего ещё надо. А прежде всего – денег.

Вот почему в сегодняшней экономической ситуации лечение больных рек кажется нереальным. Но речь и не идёт о сиюминутном решении проблемы. Хотя и сегодня можно сделать немало.

А в дальнем плане дело это не такое уж безнадёжное. Хотя бы уже потому, что бедствие это – общенациональное. Рано или поздно проблему придётся решать, пусть даже с участием государственных структур.

Очистка русла, безусловно, потребует определённых средств. Край наш, слава богу, ещё остался экологически (относительно) чистым и речной ил (или сапропель) является неплохим удобрением. С известным допуском затраты на очистку русел – вручную или специализированной техникой можно ведь рассматривать как добычу удобрений. В любом случае оптимизация уровня рек – это восстановление уровня подпочвенных вод, повышение урожайности лугов, пастбищ и пашен. А увеличение зеркала воды повысит уровень противопожарной безопасности, благотворно отразится на микроклимате сёл, росте рыбных богатств, прибрежной дичи. И, наконец, той же красоте ландшафта.