Ту Ивис была в том отряде разведчица, способная принимать человеческий облик благодаря своим могущественным артефактам.

– Да черт! – она так и будет пищать, пока не откроешь дверцу.

Ну что за день!

– Да помню я, помню, что у меня осталось всего два часа… зачем вам этот ужин, вы все равно там постоянно рассуждаете о том, как будете худеть! Вам вообще ничего из этого нельзя есть!

Марина вышла на кухню с мыслями, что ближайший час она будет расставлять посуду и раскладывать салаты, укладывать мясо в духовку и тому подобное бесконечное скучное прочее для родственников и иже с ними, которые лично ей были совершенно неинтересны. Горько вздохнув, включила, в утешение, фейскую музыку в телефоне – электронный бит смешался с арфой, заполняя квартиру сказочным фоном.

– Ох уж эти люди… – сказала сама себе Марина, выуживая из пакета и открывая первую упаковку с салатом и тут же зажимая нос от нестерпимого гнилостного запаха. Весь салат был покрыт зеленой плесенью, словно пролежал три-четыре недели, дожидаясь своего часа, чтобы окончательно испортить Марине день.

– Вот теперь меня мама точно убьет, – простонала она.

Где-то за стеной Города-Дома начало садиться солнце, окрашивая тундру, море и океан за ним в алые оттенки. До начала семейного ужина осталось меньше двух часов.

– Помнишь, как мы гуляли по тому бульвару? – говорила она, положив голову ему на колени, на вельветовые, давно вышедшие из моды брюки, – я говорила, что буду растить тебе детей, что переедем к морю, построим себе дом или выкупим чей-нибудь старый и ненужный, сделаем в нем ремонт. Я еще хотела, чтобы в нем было больше белого цвета. А ты смеялся в усы и держал меня за руку. А потом купил мороженое, такое, которое продавали только на том бульваре, шариками на выбор, а один шарик вывалился и упал тебе на штанину. Шарик был шоколадным, а брюки – белыми. Такое уродство получилось!

– Помню-помню, – обманывал он, положив одну руку ей на плечо, чтобы было теплее, другой поглаживая волосы.

– Ты совсем не изменился. Все также похож на Боярского. Он что, по прежнему – твой кумир? И волосы, – ты их, наверное, красишь? – она поерзала и устроилась удобнее, так, чтобы перед глазами оказался вид из панорамного, в пол, окна, пусть и с удручающим видом на трубы промзоны и далекую тундру на горизонте. Белый свет сверху отражался от белого снега внизу, смешивался с искусственным электрическим, будто боролся за право присутствовать в комнате. Сейчас он временно наступал, но она знала: пройдет совсем немного времени, и ситуация изменится на противоположную. А скоро и такой роскоши не будет – все-таки первая половина декабря – время ожидания неизбежного наступления полярной ночи.

– Не крашу, – он улыбнулся, – мне это не нужно, Светлана.

Она невольно улыбнулась в ответ. От нагретого окна тянуло теплом и казалось, будто за окном не минус, а плюс двадцать, а снег, что внизу, какой-то специальный, теплостойкий, придуманный учеными, чтобы не разуверять живущих здесь людей в том, что они на севере.

– Я не знала, что ты работаешь в скорой, – сказала она.

Он не работал в скорой, но Светлана позвонила в скорую помощь, сказав, что у нее проблемы с сердцем, открыла дверь, села на диван и стала ждать, глядя в окно. А через некоторое время появился он, в белом халате. Что, в общем-то, еще нужно, чтобы принять за медика?

– Хорошо, что пришел именно ты, – Светлана прикрыла глаза, – в последнее время я много о тебе думала, а тут, под самый конец, такой подарок! Это же конец? Скажи мне, как врач, только честно: я ведь умираю? Иначе бы ты вызвал реанимацию, меня бы волокли на носилках в больницу, подключали к аппаратам жизнеобеспечения и держали там пару недель, пытаясь откачать. Давай, кстати, если это конец, обойдемся без больницы? Мне здесь комфортнее.