– Сейчас вы можете быть свободны, но под постоянным наблюдением, – пропустил он мимо ушей мою фразу. – Злорадство Василий Москва приставляется к вам сопровождающим. Он же и поделится с вами всей необходимой информацией.

– Подозреваемый, постоянное наблюдение, сопровождающий, – перечислил я все термины, услышанные мной за короткий разговор, все тем же повышенным тоном, – это трудно назвать свободой.

– Злорадство Василий Москва, – вновь пропустил мои слова незнакомец и обратился к Злорадству, – ваш ученик, если можно так назвать его, не обладает минимальными навыками субординации. Лично я вижу в этом исключительно вашу вину. Настоятельно рекомендую поделиться с Ненавистью Елисеем Москва знаниями, не только полезными при патрулировании улиц и отлове кукол, но и необходимыми в нашем небольшом социуме. Вполне возможно, это тоже может помочь ему прожить дольше и комфортнее среди нас. Покиньте мой кабинет.

Контора была оперативным центром носителей Москвы и Подмосковья. Самая крупная во всей России, но даже при этом занимала всего одно трехэтажное здание в историческом центре. Каждый носитель был обязан хотя бы раз в неделю отмечаться о своих успехах и провалах, если же он был на дежурстве, то каждый день. Потому народу тут было всегда много, в любое время суток и в любой день недели.

Улица встретила нас сухой жарой и ярким солнцем. Морщась от света, бьющего в глаза, Злорадство достал сигарету и закурил. Мне же оставалось просто стоять рядом с ним – во исполнение указа сверху.

– Василий, значит, – назвал я Злорадство по имени, устав стоять в молчании, – больше года ты мой наставник, а я даже твоего настоящего имени не знал.

– Мы же не друзья и даже не знакомые. Да виделись раза два в месяц, к чему это излишнее панибратство, – объяснил он свою позицию.

– Если нам теперь проводить вместе все время, мне кажется, проще будет общаться по именам, тем более среди обычных людей, – предложил я Злорадству.

– Звучит логично, – не стал он спорить. – Кстати, я не знал, что у тебя такое, мягко говоря, необычное имя, ты же говорил, что ты Алексей.

– Давай Алексеем и останусь, долгая история, бессмысленная, наполненная бабушкиной фантазией, детскими комплексами и обидами.

– Твое право, – докурив сигарету, Злорадство кинул бычок в урну. – Поехали, до вечера еще много чего надо успеть, благо вчера машину тут оставил. – Вася направился в сторону стоянки, я шел следом.

Парковка конторы всегда была особенным местом. Тут можно было увидеть ушастый запорожец и элитную иномарку стоимостью несколько десятков миллионов. Носители старались провоцировать окружающих на выработку необходимого им чувства любым способом, легкая подзарядка всегда была кстати. Человек – существо не самое умное, способное само себя завести, не говоря уже о способности закатывать истерику на пустом месте. Дорогое авто, стоящее рядом в пробке, могло вызвать небольшой приступ зависти, злобы и даже ненависти. Старая развалюха всегда становилась поводом злорадства, сочувствия или гордости за то, что у тебя машина лучше.

Так что, когда Вася остановился около старой, помятой, проржавевшей Лады 2110 и стал ключами открывать дверь, я нисколько не удивился.

Несмотря на экстерьер его боевого коня, он завелся с первого раза. Двигатель издавал приятные урчащие звуки, говорящие о том, что за машиной следят и внешний вид скорее для антуража.

Главным минусом использования данного авто как приманки чувств было отсутствие кондиционера. Это я ощутил в полной мере спустя десять минут стояния в пробке, в которую мы уперлись, как только выехали с территории Конторы. Солнце качественно прогрело столичные каменные джунгли, этому очень способствовал асфальт, большие зеркальные витрины, да и просто стены домов по обеим сторонам дороги. Мне казалось, что я нахожусь в духовке, которая все еще продолжает нагреваться, постепенно запекая мои внутренности. Зато мокрая от спасительных действий Злорадства футболка высохла за считаные минуты.