– Ага, – сказала она, копаясь в холодильнике.

– И что за мужик?

– В смысле? – выглянула она из холодильника.

– Ну в смысле… Ну он странный какой-то. Один тут сидел. Я его пригласил в зал, он отказался. Кто вообще такой это?

– Ну… Как бы это описать… Ну типа шестёрка это Витина. Делает, что скажет.

– Зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем делает? Типа по своей воле?

– Ну раз делает – значит считает нужным. Так не думаешь?

– Да что-то странная какая-то тема.

– Для кого странная, для кого нормальная.

– И чё, ему нельзя, типа, с нами там сидеть?

– Я ебу? – раздразилась она. – Раз не сидит – значит так надо. Лучше чайник поставь, чем хуйню спрашивать!

Я нашёл чайник, поставил его на плиту. Он был почти полный. Открыв конфорку и чиркнув спичкой, я зажёг синий огонь под ним и уселся за стол в ожидании его вскипания.

Наташа, тем временем, доставала из холодильника огурцы, помидоры, колбасу и сыр. Я вспомнил, что на столе их ещё достаточно, и не понимал, зачем их ещё надо было резать. Ну, раз надо – значит надо.

– Чё сидишь-то? Помой огурцы, что ли, хотя бы! Поможешь мне, – скомандовала она.

Чем заняться я всё равно не знал, поэтому решил помочь ей. Я взял огурцы и помидоры, отнёс их к раковине, что стояла в углу, достал из пакетов и начал мыть. Вода текла холодная, пока где-то что-то не затрещало, и после этого она начала нагреваться.

– Я ща приду, – сказала Наташа и ушла в зал.

Я тщательно мыл овощи и складывал их на полотенце, лежащее рядом на столе. За монотонностью движений и отсутствием мыслей, что бывает со мной, когда я нахожусь в компаниях, я забылся на мгновение-другое.

Наташа вскоре вернулась с кружкой пива, поставила её на стол, подошла ко мне и забрала вымытые овощи. Я домыл последние и отнёс их на стол. Затем вернулся к столу у раковины, нашёл ножи в одном из ящиков, достал пару и вернулся к столу кухонному, где Наташа уже приготовила тарелки под нарезки.

– Как резать? – спросил я.

– В смысле «как»? Ты огурцы никогда не резал? – удивилась она.

– Блять… – я раздражённо вздохнул. – Огурцы, если что, можно порезать поразному. Кружочками, кубиками, соломкой…

– Да, соломкой, ага. Везде ведь нарезки соломкой режут… Кружочками, блин! – вскрикнула она.

Я не стал на это реагировать, а просто начал резать огурец. Несколько минут мы молча резали вещи: я огурцы, она – помидоры; я колбасу, она – сыр. В какой-то момент, видимо, ей это надоело, и она решила поговорить:

– Расскажи ещё что-нибудь. У тебя же наверняка есть ещё истории. Что ты остальным рассказывал? Я про это спрашивала, но ты сказал, что слишком долго рассказывать.

– Длина истории за это время не сократилась. Всё ещё долго рассказывать, – угрюмо сказал я.

– Ну мы не спешим, вроде, – развела она руками, указывая на то, что ещё есть, что резать.

– В прошлый раз я её рассказывал, по ощущениям, где-то час или больше. А может и меньше. Но по ощущениям так. Сомневаюсь, что мы так долго будет резать два огурца, три помидорки, остатки колбасы и сыра.

– Блин. А может вкратце всё-таки как-то можно?

– Ну интересно будет. Да и история не очень весёлая.

– А ты сделай интересно.

Я устало вздохнул.

– Короче, был в больнице один пацан. Никто не знал, что с ним происходит. У него были приступы паники и страха. То есть сперва слабо было, а потом всё нарастало и нарастало. И в итоге он жить нормально не мог уже, и положили его в больницу. И ему всё хуже и хуже становилось, страшные приступы у него были. В конвульсиях дёргался, кричал и всё такое. Но он не запоминал, от чего кричал, что видел. Возили его в центр какой-то исследовательский, но и там ничего конкретного сказать не сказали. Рекомендации дали, и, вроде, получше ему стало. Но потом как будто с двойной силой всё снова началось. Сильные судороги были, даже перелом у него где-то был от них. И, короче, в один момент он начал запоминать немного хуйню, что видел и слышал. Крики там всякие, расчленёнку, всё в мрачных тонах, всё непонятно и страшно и пиздец, короче. И один раз даже он нарисовал нам, что видел. Там страшный мужик был такой, прямо жуткий, как будто Чикатило взяли и изуродовали в какую-то хуйню человекоподобную. И страшно и от его уродства, и от его внутреннего образа какого-то полуразумного животно-бытового детоеда-потрошителя мурашки по спине шли. Ну и, короче, пацан этот потом умер в итоге. Так и не выяснили, как помочь ему.