– Наверно, пришли вознести молитву Пресвятой Богоматери.
– А, ну да, Богоматери. Надеюсь, я больше не услышу молитв Богоматери.
– Нора!
– Так и есть. Бог свидетель, это правда. Я тоже могла помолиться с тем же успехом.
– Бывает, что молитвы даруют немалое утешение.
– Что ж, меня они не утешают, Джози. Во всяком случае, молитвы Пресвятой Богоматери.
Джози взяла фотографии и начала их просматривать.
– Ты всегда была папиной любимицей, даже после рождения остальных.
Она протянула Норе фото, где та сидела у матери на колене. Нора отметила, что мать позирует перед камерой в напряженной позе, а ребенок вроде и не совсем ее.
– По-моему, она не понимала, как с тобой обращаться, – сказала Джози. – А ты с пеленок знала, чего хочешь.
– Двоим другим было проще, – заметила Нора.
Джози разобрал смех.
– Помнишь, что она про тебя сказала? Я сама виновата: спросила, кого из двоих зятьев она любит больше, а она ответила, что чем больше думает, тем сильнее убеждается, что оба зятя и обе младшие дочери ей нравятся больше, чем Нора. Я даже не спросила почему. Не знаю, чем ты тогда провинилась.
– Я тоже. Но что-нибудь наверняка натворила. А может, и нет. Может, ничего и не сделала.
Джози опять рассмеялась.
– Ты мне чуть голову не оторвала, когда я тебе тогда рассказала.
– А по-моему, мне это показалось смешным. Но, может, это я позже так решила.
– Короче, я нашла эти снимки и уверена, что Пэт Крейн может напечатать с негативов еще, если кому-то захочется.
– Они огорчатся, что их нет на фото.
– А мне кажется, напротив, обрадуются неизвестным карточкам с вашей мамой в молодости. Она тогда вряд ли много снималась. Они с удовольствием посмотрят, какой она была.
Нора уловила подтекст, предполагавший, что она-то явно удовольствия не испытывает. Она посмотрела на Джози и улыбнулась:
– Да, в самом деле.
Перед уходом Джози мальчики спустились пожелать спокойной ночи. Позднее Нора поднялась взглянуть на них, они спали. Заперев двери и погасив внизу свет, она прошла в спальню и приготовилась ко сну. В постели она почитала предисловие к книге Томаса Мертона, которую принесла тетушка. Обнаружив, что не может сосредоточиться, Нора выключила свет и какое-то время лежала в темноте, медленно погружаясь в сон.
Проснувшись, она не поняла, сколько времени, но решила, что глубокая ночь. Кто-то из мальчиков закричал. Так громко и пронзительно, что Нора подумала: не иначе, кто-то вломился в дом. Она прикинула, не открыть ли окно, чтобы кликнуть соседей – может, кто-то проснется и вызовет полицию.
Новый вскрик, и она поняла, что это Донал. Но еще больше ее напугало молчание Конора, и она снова подумала, что лучше, наверно, выбежать и позвать на помощь, а не мчаться к мальчикам. Открыв дверь своей спальни, она вышла на площадку и услышала голос Донала – он что-то бормотал, затем снова раздался крик. Всего лишь кошмар. Она вошла к мальчикам и зажгла свет. Донал открыл глаза, увидел ее и закричал еще пронзительней, будто именно матери и боялся. Она шагнула к нему, и он съежился, выставил руки, словно защищаясь.
– Донал, это сон, просто сон, – сказала она.
Он уже не кричал, а плакал, раздирая ногтями плечи.
– Милый, это всего-навсего сон. Всем иногда снятся страшные сны.
Она повернулась к Конору. Тот невозмутимо смотрел на нее.
– Все хорошо? – спросила она.
Он кивнул.
– Надо дать ему молока. Хочешь молока, Донал?
Тот раскачивался взад и вперед, не отвечая, всхлипывая.
– Ничего не случилось, – ласково сказала Нора. – Честное слово, ничего.
– Случилось, – тихо возразил Конор.
– Что? – спросила Нора.
Конор не ответил.
– Конор, ты знаешь, что с ним стряслось?