Затем начался полномасштабный квест по извлечению «двухсотки» из западни. Чтобы прицепить трос Гай залез в ледяную воду по пояс, громко матерясь и на чём свет понося тех «доброжелателей», что указали ему на хариузные места. Услышав о рыбе, поддатый тракторист хрипло рассмеялся, едва не выронив беломорину изо рта.

– Вы, москвичи, совсем умом зыкнули! – ухохатывался он. – Какой к херам хариус в этом болоте! Ты бы ещё в городскую вонючку отправился его искать, дурик!

В ответ на оскорбления, Гай напомнил, что вообще-то «двадцатку» он только продемонстрировал, но не отдал. Это возымело действующий эффект, после которого тракторист активно взялся за дело. После первого же мощного рывка, «Лэнд-Крузер» приподнялся на передних колёсах, переваливаясь через те самые подводные камни. Сидящая за рулём Оксана поддала газку, и внедорожник, яростно взрыкнув двигателем, практически вылетел на берег. При этом непредусмотрительно вставшего неподалёку Гая с ног до головы окатило грязью. Позже, чтобы не запачкать салон, он вынужден был раздеться до трусов, жутко трясясь от холода и стуча зубами. В тот момент, когда внутреннее тепло автомобиля и пара рюмок коньяка остановили его тремор, позвонил из кафе я.

– Ну, а ты? – я посмотрел на Кита, сидящего за столом рядом с Мариной и прямо-таки елозившего на заднице от нетерпения. Глаза его горели как два прожектора. Он с пафосом открыл папку со скинутыми сегодня видеофайлами и запустил проигрыватель.

– А я, – он торжествующе осмотрел окружающих. – Сегодня снял репортаж о самом страшном месте в Советском Союзе.

– Чего? – Гай уже готов был взорваться от смеха, но каким-то титаническим усилием сдерживал эмоции.

– Имя этому страшному месту Ивдельлаг! – просиял Кит. – И такой жести, ребята, вы никогда и никогда не видели!

В кемпере воцарилась тишина, нарушал которую лишь холодильник, решивший в этот самый момент восстановить температурный баланс в своём стальном чреве. Кит нажал кнопку «плей» и мы увидели его лицо крупным планом.

– Это место местные жители называли «кошмаром сталинских репрессий», – начал Кит, от волнения забывший о произношении и начавший вещать с дьявольским англо-саксонским акцентом. – Сегодня меня привели сюда люди, родственники которых в далёком 37-ом году оказались заключёнными этой чудовищной колонии.

– Не снимай меня! – услышали мы за кадром. В какой-то момент мелькнуло осунувшееся небритое лицо провожатого и блеснули его золотые коронки. А дальше…

А дальше началась демонстрация развалин какого-то авторемонтного цеха, причём построенного не ранее, чем в восьмидесятые прошлого столетия. Кит снимал антураж: бетонные стены, ржавую колючую проволоку над остатками стального забора, цепи, валяющиеся на полу… и при этом не уставал вещать за кадром, как же бесчеловечно относились коммунисты к своим гражданам.

Сначала, не выдержав, начал хихикать Гаевский, но после того, как репортёр Тауэр, указав пальцем на ряд полуразвалившихся стальных гаражей, назвал их «сталинскими камерами пыток» кемпер взорвался от дружного громогласного хохота. Лично я не мог остановиться минуты две, чувствуя, что от смеха начинает болеть пресс и мимические мышцы на лице. Смеялись все, исключая самого Кита, до которого запоздало начинал доходить смысл произошедшего.

– Ты знаешь, что ты идиот, дружище? – изнемогал Гай. Он уже не смеялся, а охал, держась рукой за живот. – Как можно, блин, перепутать развалины автоцеха с зоной? Вот скажи мне!

Кит схватился обеими руками за голову.

– Гад дэм, фак! – выдал он. – Холли шит!

– Тебя сказочно на**али, придурок! – не унимался Гай.