Кофе, сигарета. Завершение утреннего ритуала. Горечь дыма смешивалась с последним глотком кофе, оставляя привкус, от которого слегка мутило. Но бросить сигарету, не докурив, я не мог. Удовольствие должно было быть завершённым. В голове звенело, временами пронзало болью, но я привык.

– Пора, – пробормотал я себе под нос, как делал каждое утро. Ещё один ритуал. Эти слова были своеобразным пинком, чтобы подняться с места и двигаться дальше.

Я отряхнул плащ, смахнул что-то с полей шляпы и накинул их, не проверяя, чистые ли. «Сделаем это позже» – моё вечное оправдание. Оделся, вышел в подъезд и оказался на улице.

Двор был пустым. Серый бетон, редкие отблески света от окон – всё казалось застывшим во времени. Я выбрал новую дорогу к метро, быстрым шагом направляясь в ту сторону. Путь на работу был долгим. Общественный транспорт был неизбежен, ведь отделение, в котором я работал, находилось чуть ли не в центре города, а я жил почти на окраине. Меня это не раздражало. Почти. Единственный недостаток был в том, что поездка в метро каждый раз напоминала о том, что я не могу сбежать от этого города, от этой системы.

На удивление, вчерашний моросящий дождь сменился лишь серым небом и прохладой, пропитанной утренней тишиной. На улице было сухо, даже слишком сухо для этого времени года. До метро я добрался быстрее, чем ожидал – либо утонул в собственных раздумьях, либо просто отрешился от всего вокруг.

Шагнув на эскалатор, я почувствовал, как монотонность спуска пробуждает воспоминания о вчерашнем деле. Последний случай, это «убийство», не давал мне покоя. Катя, студентка. В ней было что-то, что цепляло сильнее остальных. Я не мог объяснить почему. Всё выглядело учебно правильно: даже вены она вскрыла вдоль, как положено. От этой мысли я невольно поёжился, вспоминая ванную, заполненную её кровью. Но записка… Это было новое. Единственное, что выбивалось из привычного.

Я попытался вспомнить предыдущие случаи. Два «самоубийства». Пусть система называет их как хочет, для меня это были самоубийства, даже если она настаивала на своём.

Первый случай: женщина, шестьдесят лет. По нынешним меркам, это даже не старость. Повесилась в своей квартире на проводе от тостера. Тостер. Улыбка мелькнула на губах, но быстро исчезла. Она была, как и я, привязана к старым вещам. Любовь к прошлому… только в её случае эта привязанность нашла совсем другое применение. Следов почти не было, что-то незначительное, что нашли криминалисты отправилось на склад улик. Записки не было. Почти пустота, оставшаяся после неё.

Второй случай: мужчина, сорок лет, водитель автобуса. Говорят, он даже работал на маршруте рядом с моим домом, но я этого не знал. Автобусы я ненавидел. Теснота, чужие запахи – ад на колёсах. Этот мужчина выбрал интересный способ уйти: выпил растворитель и ещё какую-то химическую дрянь у себя в депо. Система почти спасла его. Работники скорой прибыли вовремя, но он заранее заперся в подсобке и для верности заварил железные двери. Чувствовал ли он, что система попытается его удержать? Наверняка.

И вот теперь Катя. Молодая, студентка. Та, кто запомнилась мне больше всех. Не знаю, почему. Она словно сразу осталась в моей памяти, как гвоздь, забитый в стену. Записка. Два слова. Что-то новое, что-то, что переворачивало всё, что я видел до этого.

Общие черты? Минимум. Женщина работала уборщицей на складе, мужчина – водитель автобуса. Простые люди с простыми профессиями. Никаких связей с криминалом. Никаких намёков на обход системы. Если это был сбой или какой-то новый вид наркотиков, то они маскировались слишком хорошо. Молодёжь, как Катя, да, могла быть более податливой. Они жили в системе, дышали ею, поглощали её, как наркотик. Один раз попробуешь, и уже не захочешь отказываться. Но старшее поколение? Здесь что-то не складывалось.