На периферии этого культурного ядра сложились производные от них культуры, базирующиеся на автохтонном этническом субстрате.

На севере, в лесной зоне Восточной Европы сложилась сейминско-турбинская (протофино-угорская) культура, а на востоке, на основе «лесной» пахомовской культуры, ее азиатский аналог – сузугунская (протосамодийская или протокетская) культура. «Специфика сузгунской культуры заключалась в оригинальном смешении традиционно „лесных“ черт с южными, восходящими к андроновским стереотипам» [Полеводов А. В.].

На юге, в Средней Азии находят памятники характерные как для производных культур, имеющих древние местные корни, типа Тазабагьябской, так и памятники ничем не отличимые от срубных (Патма-Сай, Каралемата-Сай, Парау I и II) и андроновских (Дашти-Кози, Бурманчап, Кетмень-Тюбе).

На востоке, в Монгольских степях сложилась весьма своеобразная метисная Окуневская культура. «В ранних окуневских памятниках встречаются отдельные европеоидные и монголоидные черепа, не несущие следов метисации. К позднему этапу существования культуры наблюдается определенная гомогенизация населения… Контакты местного населения с пришлыми европеоидными группами западного происхождения, собственно и приведшие, по всей видимости, к образованию окуневской культуры, сформировали антропологический облик окуневцев» [Громов А. В.]. Как и их европеоидные предки окуневцы разводили овец, крупный рогатый скот, лошадей, но при этом сохраняли многие черты аборигенной глазковской культуры. По-прежнему значительное место в их хозяйстве занимала охота на диких животных и рыболовство. Довольно своеобразным был погребальный обряд окуневцев. Своих покойников они хоронили в каменных ящиках, покрытых сверху каменными плитами, вокруг которых устанавливалась каменная же ограда. Еще одной яркой отличительной особенностью племен данной культуры, было особое устройство детских колыбелей, что приводило к деформации черепа: «Наиболее примечательной особенностью окуневских черепов является искусственная деформация. Она выражается в значительной скошенности и уплощенности затылочно-теменного отдела…» [Громов А. В.].

Южнее окуневской культуры, в полупустынных районах, примыкающих к северным отрогам Тибета, от Турфанской впадины до Желтого моря, обитали животноводы, выделенные А. А. Ковалевым в самостоятельную культуру Чаодаогоу. Судя по всему ядром этой культуры были племена, обитавшие в районе плато Ордос. Характерной особенностью данной культуры было поразительное сходство производимых здесь бронзовых изделий, в частности «ордосских втульчатых топоров» с луристанскими бронзами, происходящими из Передней Азии, причем западноиранская металлургическая традиция имела явный приоритет по времени. Миграция носителей этой традиции из Загроса на далекие берега Хуанхэ «произошла не позднее II тысячелетия до н.э.» [Ковалев А. А.]. Датировка поселения Синтала, расположенного на северо-востоке Таримской котловины и имеющего явно выраженные центральноазиатские корни, позволяет уточнить время этого переселения: «время обживания поселения Синтала относится к периоду около 1690—1425±150 гг. до н.э.» [Сверчков Л.]. Другими словами перед нами типичные представители андроновско-срубной волны расселения, пик которого как раз и пришелся на XVIII – XVII века до нашей эры. В продвижении на восток их несколько опередили родственные им шанские племена, проникшие в междуречье Янцзы и Хуанхэ северным путем, что, кстати, наложило на шанскую культуру явный отпечаток сеймо-турбинского оружейного комплекса. Путь самих чаодаогоусцев на новую родину был более долгим и пролегал, через города Междуречья, Центральную Азию и пустыню Такла-Макан. Плодородные земли Великой китайской равнины оказались уже «заняты» шанскими племенами и новоприбывшие потомки андроновцев, на основе местных племен и во взаимодействии с империей Шан (Инь), сформировали ту самую Чаодаогоускую культуру. «