вот сейчас на Васильевском спуске…

а теперь на Ордынке…

Теплый, забытый почти за зиму ветерок через приоткрытые окна автомобиля словно приглашает нас в новую жизнь… и все мы, москвичи, одинаково ожидаем хорошего в эти прекрасные, ставшие длинными дни…

Нет, не все.

Сейчас выскочим через Добрынинскую на Садовую, и впереди у нас труп.

Предварительно знаем только – жена бизнесмена, у которого родственник из президентских людей.

Мы, конечно, в курсе про спайку новой власти и капитала, но сейчас не про то.


Встречают сразу у подъезда.

Молодой человек, по виду – охранник.

Свернутый пополам листок протягивает:

– Заключение врача скорой помощи, они только уехали.

– Тело не трогали? – беспокоится кто-то из наших.

– Нет, только сердце послушали, посмотрели зрачки.

Выйдя из лифта, оказываемся не на обычной площадке, а в приятно отделанном деревом холле, два вазончика с чем-то растущим-зеленым, столик, два кресла.

Из одного быстро встает другой охранник и вытягивается перед Михалычем:

– Прошу, товарищ майор.

Сбоку большая внутрь открытая дверь.

– Что, весь этаж ваш?

– Три квартиры в одну, товарищ майор.

Квартиры в таких домах не маленькие, у меня по соседству в Лаврушинском двое одноклассников в подобном живут – квартир-однушек там вообще нет.

Лифт ушел за второй нашей группой, а Михалыч показывает идти не дожидаясь.

Что-то вроде большой прихожей… встретивший охранник показывает куда дальше…

Ох, и творили «новые русские», создавая себе, с жиру бесясь, хоромы – даже куски несущих стен убирали; и такие «реконструкции» им столичные контрольные органы утверждали в течение суток; по действующим, конечно «черным», тарифам, а для посреднических услуг образовалась целая сеть частных фирм: юридически – уголовщина от старта до финиша.

То есть Коммунистическая идея терпела от «свободного рынка» разгромные поражения по всем направлениям, потому что… а какая в казарме вообще могла быть идея?

Входим в большую комнату… правильнее – небольшой зал… кроме дневного света – еще верхний… глаз схватывает без деталей дорогую светлых тонов обстановку… длинный красиво сервированный, и с цветами стол… в полукресле женщина с откинувшейся в сторону от нас головой… молодая, кажется… а дальше, справа в углу, несколько человек… женщина, трое мужчин, все смотрят на нас… какое-то на небольшом столике там питье…

Мужчина средних лет отделяется, делает пару шагов в нашу сторону… хрипловато с усилием выговаривает:

– Моя жена.

Михалыч произносит соболезнование, начинает нас представлять, а я слышу голоса прибывших.

Но не нужно, чтобы они сейчас все вваливались:

– Леш…

– Понял, сейчас скажу.

Стол, замечаю, из непростого какого-то темного дерева, на гнутых ногах – антиквариат… или новодел под него. А тело женщины немного сдвинуто вниз – словно вскинулось резко сначала и сразу осело…

Из многих по курсу криминалистики фото явилось внутреннее ощущение – быстрая смерть от удушья… секундная какая-то…

Лешка вернулся, поворачиваю к нему голову и шепчу:

– Цианид.

– Помажем? Я на остальное.

– Графин?

– Лады.

Графин пива – стандартная у нас единица.

А вообще, конечно, цинизм.

Но в ментовке без него невозможно – он как защитный скафандр. Ну, не совсем защитный, однако внутрь гораздо меньше, все-таки, проникает.

Михалыч, отдать надо должное, тактические решения принимать умеет.

Предлагает отличный сейчас выход из многолюдной ситуации: «В квартире, наверное, есть еще просторная комната?» – «Вот, соседняя» – «Тогда, не возражаете, оставим эту экспертам?»

Хозяин, согласно кивая, поворачивается… кажется, ему трудно идти.

Теперь виден проход, куда двинулись в том углу люди.