─ Дежавю, ─ прошептал Вадим.
Так ясно показалось, что он уже видел эту картину. Только тогда в ней не было цвета. Была фигура женщины, тонкий полукруг перил под её рукой и этот шар на пустом пространстве. Будто рисунок на белой бумаге графитовым карандашом…
─ Голубчик! ─ Пётр Германович всплеснул руками, войдя в комнату своего больного. ─ Только очнулись и сразу рисовать!
Александр дрожащей рукой водил карандашом по бумаге. Балашов обтёр лицо мальчика влажным полотенцем, подал ему горячее питьё, забрал из рук рисунок.
Молодой граф был одержим странными образами. Особенно в те моменты, когда жизнь его висела на волоске. В прошлый раз после бреда от высокой температуры рисовал летающие экипажи, высокие здания в сто этажей и весьма точные звёздные карты. К удивлению всех четырнадцатилетний Александр понимал астрономию с первых строчек и уже знал астрономическую навигацию не хуже гардемарин Морского кадетского корпуса.
А сейчас, пока мальчик делал глотки липового чая с мёдом, доктор присел рядом с ним и разглядывал рисунок, совсем не похожий на другие.
─ Милейшая особа, хоть и одета в мужскую пижаму. К тому же она ей мала, смотрите, как обтянула! ─ пошутил Пётр Германович.
Александр улыбнулся:
─ Это моя жена.
─ Вот оно как, ─ усмехнулся Балашов. ─ А не рано ли вам, Александр Михайлович, о женитьбе думать? Успеете, голубчик. Лучше отдохните немного. Такую лихорадку победили.
Доктор оставил рисунок рядом с подушкой своего подопечного, помог ему лечь, накрыл одеялом. Александр не возражал. Сказывалась слабость после минувшей ночи.
─ Вот и славно, ─ сказал Балашов, уходя и прикрывая дверь.
А молодой граф всё смотрел на девушку, нарисованную его рукой. И в мыслях снова стоял рядом с ней в странном корабле, плывущим в чёрном пространстве среди звёзд и планет.
─ Я тебя найду, ─ прошептал Александр, засыпая, ─ через тысячу лет найду.
Три холодных лета
Лето первое: юность
Утренний дождь разбудил Сергея. Капли стучали по стеклу, настойчиво разрушая сон. За окнами пустовала тьма, будто глубокой ночью, но Тормаев чувствовал утро. Тёмное, холодное, мокрое утро.
Он потянулся, откинул одеяло, приподнялся грудью к коленям, пробуждая мышцы живота.
─ Тор… ─ голос Володи Горина с соседней кровати нарушил тишину, ─ прекрати.
─ Подъем, ─ ответил Сергей, ─ минут пять.
Володя натянул одеяло на нос и захрапел. Но комната постепенно просыпалась. Парни зашевелились:
─ Тор, ты, что ли опять? Чего тебе не спится?
─ Утро, ─ засмеялся Сергей.
─ Зараза…
Это было беззлобно. Курсанты отделения вставали по биологическим часам своего сержанта последние лет пять. Подъем периодически объявлялся в разное время с целью застать их врасплох, но Тормаев никогда не ошибался. Так что парни начали вставать.
Сергей натянул спортивную форму, прислушался к зданию. Было без пяти семь, и в это время эхо длинных коридоров передавало редкие звуки очень чётко. Поэтому шаги офицеров, приближавшихся к расположению, звенели в тишине.
─ Подъем, ─ тихо сказал Сергей.
Створки раздвижных дверей мягко поехали в стороны, ярко вспыхнули лампы.
─ Подъём! ─ прогремел хор командиров трёх отделений, входящих в расположение курсантов.
Тишина рассеялась в то же мгновение.
─ Доброе утро! ─ майор Рорин прошёл вдоль кроватей. ─ Солнца нет как всегда, но я вам посияю!
Благодаря громкому голосу и широкой улыбке командир отделения задавал радужный тон любому серому началу дня. Он окинул взглядом своих парней, которые оделись ещё до первой утренней команды, и довольно кивнул:
─ Строиться!
Секунды метаний закончились ровными рядами.
─ За мной! ─ распорядился майор.