А теперь он ест этими самыми руками.

Это омерзительно, и мне становится сложно глотать спагетти, особенно когда я вижу ярко-красный соус.

– Как твой день? – спрашиваю я у Финна, отчаянно пытаясь думать о чем-то другом.

Мы с ним не виделись после полудня. Он только пожимает плечами.

– Вроде неплохо. Я закончил разбирать свои вещи. Собрал несколько коробок для Гудвилла, пап.

Папа кивает, но на лице Финна я замечаю некий проблеск, что заставляет меня широко распахнуть глаза. Не делай этого! Я пытаюсь передать ему свои мысли телепатически. Только не упоминай мамины вещи! Ни за что!

Брат молчит. Вместо этого он смотрит на меня.

– Если честно, у меня для вас новости, ребята.

Мы оба отвечаем ему выжидающим взглядом. У меня перехватывает дыхание, потому что его глаза очень серьезны.

Что за черт?

Я вижу, как он нервно сглатывает. Плохой знак.

– Я подумал и все-таки решил остановиться на Массачусетском Технологическом Институте.

Мой желудок падает куда-то в область пяток, и комнату заполняет гнетущая тишина. Я смотрю на отца, он на меня, а потом мы оба направляем пристальные взгляды на Финна. Тем временем я пытаюсь вновь научиться говорить, чтобы хоть как-то возразить брату.

– Нет, – наконец, удается мне выдавить из себя, – ты не можешь поехать без меня, Финн!

Он замечает в моих глазах мольбу и отворачивается. Его взгляд мечется по стене, перемещается на окно.

– Прошу, не пытайтесь меня отговорить, – говорит он нам, но по большей части это адресовано мне. – Калла, я бы с удовольствием поехал с тобой. Я хочу этого. Но так будет лучше. Я должен так поступить. Мне нужно побыть одному, научиться существовать в одиночку. Понять, каково это, оставаться нормальным, когда ты один. Понимаешь?

Нет! Тысячу раз нет! Миллион раз нет!

Я трясу головой, но папа наклоняется в мою сторону и кладет руку мне на плечо. Молчаливое предупреждение о том, что не нужно слов. Я беспомощно смотрю на него.

– Я думаю, это правильное решение, – говорит отец. – Ваша мама и я… – его голос срывается, словно ему больно, на секунду он замолкает. – Ваша мама и я были уверены, что так будет лучше для вас обоих. Вам нужно научиться жить самостоятельно. Это правда хорошо.

В голосе отца чувствуется гордость, как будто Финн совершил нечто героическое: спас ребенка из горящего дома или перенес черепаху с оживленной трассы. Но это не героизм, а самопожертвование. Я вижу это по его глазам, по осанке и по тому, что он избегает взглядов в мою сторону.

Спаси меня от моих страданий.

Эти слова из его дневника – первое, что приходит мне в голову, когда я смотрю на него сейчас.

Но когда он все же бросает на меня ответный взгляд, я читаю в его глазах что-то еще. Мольбу.

Позволь мне сделать это. Позволь!

Позволить ему сделать что?

Научиться жить самостоятельно? Справляться со всем в одиночку? Мое дыхание становится прерывистым, в то время как Финн продолжает исследовать мою реакцию. Все исследует и исследует. Наконец я взрываюсь короткой фразой:

– Ладно.

Это слово выходит из меня на выдохе.

Финн вздымает бровь.

– И это все? Никаких криков и скандалов?

Я встряхиваю головой.

– Нет. Если ты уверен. Я была готова спорить об этом с мамой и папой, но я не готова вступать в конфликт с тобой.

Я чувствую, что сдаюсь, от этого мне грустно. Волна паники накрывает меня. Но что я могу поделать? Это выбор Финна. Его взгляд становится мягче.

– Ты не споришь со мной, – заключает он. – Ты просто пытаешься сделать то, что сама считаешь необходимым. Ты же это понимаешь, Калла.

Нет, я этого не понимаю. Мое мнение сейчас прямо противоположно.

Но опять же, что я могу поделать? Он принял решение.