Размышления о внутренней эволюции и подобных малоуместных в атмосфере «тыц-тыц» вещах были первым из двух секретов Егора, как скоротать время, пробираясь сквозь бестолковые расспросы и заигрывающие шутки. Второй был ещё проще – пить. Других навыков, в том числе обольщения, которым всех пытался научить его друг Андрей, ему не требовалось. Он был хорош собой, мило улыбался, удачно шутил. Носил подходящие рубашки и голубые глаза. Всё, что от него требовалось, – это не мешать себе, и тут он представлял себя толстовским Кутузовым, своим внутренним «я» наблюдая за успехами и неудачами внешнего.

В этот раз он себя не подвел и, записав на свой счет пять ироничных комплиментов, готов был развить знакомство. Отточенной улыбкой Алёна поманила его за собой и двинулась к туалету, покачивая бедрами. Идя за ней, не спеша, накапливая в себе уверенность, Егор рассматривал татуировку, заскочившую в разрез между юбкой и топом – несколько разноцветных линий, пересекаясь, образовывали странный и, кажется, бессмысленный узор. Свет моргнул, и тотчас краски на спине потускнели, едва появившийся блеск бесследно пропал, а сами прямые неровно растянулись в кривые. Ни на что уже не надеясь, Егор моргнул несколько раз и встряхнул головой, но недавний рисунок, в воспоминаниях уже представляющийся ему симпатичным, не восстанавливался. Тогда он в пару прыжков обогнал девушку и открыл вовремя подоспевшую дверь.

Приклеившись к шее спутницы, Егор одной рукой защелкнул замок туалетной комнаты, а другой шарил под юбкой, пытаясь стянуть трусики. Быстро осознав бессмысленность поиска, он переключил пальцы на привычные движения, параллельно левой расстегивая неожиданно оказавшийся на месте лифчик. Спустя пару минут горячих ритуалов, против которых Егор уже не возражал, оба были готовы к скорому безопасному сексу. Алёна повернулась спиной, поставив руки к стене так же уверенно, как бандит в американском фильме, но Егор, помня о коварстве татуировки, даже не стал глядеть ниже спины. Быстро развернув девушку, он не дал той опомниться и вошел, задрав ей правую ногу. С каждым жадным движением его рефлексия забивалась всё дальше, скепсис разливался где-то у самых ног, и уже не только тело, но и мозг сдался победившей страсти.

Секунды пропали, и время теперь измерялось только стуками: частыми – сердца, звонкими – пряжки ремня о кирпич, редкими – в плотно закрытую дверь. Спустя сотни таких ударов Егор оторвал свои губы от девушки и, продолжая двигаться, руками надежно поддерживая её, любовался красивым лицом. Он смотрел прямо в закрытые от страсти глаза, когда от тех в стороны побежали тоненькие линии. Морщины прорезали всю верхнюю часть её лица, кожа потеряла упругость, тучно набухли мешки под глазами. Он вздрогнул поначалу, как всегда, но пара неловких движений легко потерялась в общем темпе. Спеша, пока зараза не распространилась дальше, Егор спешно захлопнул свои глаза, закрыл их изнутри на все возможные замки, засовы и даже тонкую цепочку, и благосклонным проектором своей памяти восстановил на веках внутри образ красавицы, которой она была то ли десять, то ли тысячу, то ли сотню тысяч ударов назад.

Он любил ее точно и нежно, скользя руками и губами по все ещё гладкому телу, шепча невнятно её имя и вспоминая, какой была она при знакомстве.

Голова чуть кружилась, на языке непонятным образом ещё чувствовалось соль. Думать не хотелось ни о чем серьёзном, и Егор апатичными пинками выгонял из головы все лишние мысли. У стойки он взял пинту светлого и, раскинув тело, как морская звезда, рухнул в пенистые волны. Течение несло его вдоль бетонного берега, огибая одиночек, ожидающих внимания, выплеснуло на отмель, где сидели его друзья. У проходящей мимо официантки Егор заказал ещё пива и, в ожидании, пока его заметят, рассматривал свежих девушек.