– С кем ты договариваться собрался? Вы привыкли тут, блядь, все договариваться, а вас же предупредили: теперь всё по-новому, участвуем активно в дебатах. Лицом к народу повернуться! А это у вас что? Это жопа, а не лицо.

– Ну что не так-то? Я же только на последний лоханулся. А так на все вопросы нормально ответил.

– Да какой, на хуй, ты нормально ответил? Ты себя слышал вообще? Это бормотание невнятное ни о чем. Хули ты врагов-то каких-то ищешь? Соседа какого-то! Иван Иваныч – оригинальнее ничего не мог придумать?

– Но он правда Иван. Только Давидович. Но не мог же я так сказать.

– Да по хуй мне на отчества ваши! Тебя про недовольство народа спрашивают, а хули ты плетёшь-то? Про Некрасова, блядь, вспомнили! Чтоб ты знал, выпускник школы милиции, он написал «Кому на Руси жить хорошо». И глядя на вас, дебилов отмороженных, любой алкаш перед телевизором на этот несложный вопрос ответит. А ты даже стрелки нормально перевести не можешь. Михалыч, ну ты же мент! Ну, скажи хотя бы, что да, воруют, всех посадим! Тоже хуйня, конечно, но хоть что-то для начала.

Сидящие за столом уныло молчали, пока третий переводил дух.

– А ты-то, Витя, тоже хорош! Как мы будем тренироваться, если вопросы жополизские такие, и даже не вопросы вообще? Если бы я тебе эту записку не написал, вообще ничего живого не было бы.

– Ну, неудобно мне, уважаемый человек же, всё-таки.

– Неудобно тебе завтра будет, когда ведущий и критики эти ёбаные возить по столу вас, как сопляков, будут. Хорошо хоть, утром, мало кто увидит.

Он ещё раз перевел дух и совсем успокоился.

– Что мне с вами делать, бездарями, в душе не пойму. Один был человек нормальный, который сборище ваше держал и вид нормальный поддерживал. И тот теперь в психушке. Довели!

Раздался звон разбитого стекла. Игорь Михайлович, всё время разговора вертевший в руках пустой стакан, разволновавшись, выронил его на пол. Совсем смутившись, он полез под стол собирать осколки. Сергей рассмеялся.

– Ладно, времени мало. До утра ещё пару раундов надо прогнать. Поменялись, теперь ты, Михалыч, – серьёзный журналист, такой тёртый калач. Вмажь давай этому папенькиному сынку, да не жалей! Тяжело в учении, да и в бою вам тоже будет хреново!

Рассмеявшись своему экспромту, он вернулся в первый ряд пустого зала и развернул утреннюю газету. Слушая разгорающийся спор, громкий, но все такой же бессмысленный, он снова пробормотал сквозь зубы несколько ругательств и тихонько задремал.

– Ну что, теперь по-настоящему?

– Дааа, – практически простонала она.

Чрезвычайно довольный собой, он слез с неё и завалился рядом, восстанавливая дыхание. Изобразив легкое недовольство, она прижалась к нему сбоку и нежно укусила за ухо.

– Я так и знал, что тогда ты не кончила!

– Ну и ладно. Зато сейчас!

– А зачем ты притворялась?

– Работа такая.

– Я думал, у нас всё по-другому.

– По-другому. Хочешь, я тебе кое-что расскажу, что раньше тоже скрывала?

Он кивнул. Она встала с кровати, открыла балкон и закурила. Протянула сигарету ему.

– Не, я не люблю после секса.

Она повернулась к нему обнаженной спиной и выдохнула дым на улицу.

– Наоборот, хочется как-то отдышаться. Дать лёгким отдохнуть.

Он любовался её фигурой на фоне вечернего неба.

– Я не помню, кажется, я тебе не говорил, но мне очень повезло с тобой. Когда вызываешь по телефону, так, наугад, хорошо, если более-менее нормальная приезжает. А ты по-настоящему красивая.

Она улыбнулась ему вполоборота и послала воздушный поцелуй.

– Я вообще никогда дважды с одной и той же не спал. В смысле, за деньги. У меня есть теория: если уж изменяешь, то только ради разнообразия. Значит, должны быть разные. А иначе это уже получаются какие-то отношения, привязанность. А этого допустить нельзя. Семья же есть.