Фима перевернулась на бок, подперла голову ладонью и с любопытством наблюдала за Васей. Она воображала, что он настоящий мужчина, и пыталась себе представить, как бы она себя чувствовала в постели с мужчиной. Наверное, было бы хорошо заниматься с ним любовью на этой кровати, вместе смотреть фильмы и читать книжки, разговаривать, смеяться…

– Но-но, барышня! – вдруг завопил Вася и вывел Фиму из состояния блаженной мечтательности. – Бросьте свои порочные мысли. Побойтесь Бога, я же ангел, а она о чем думает! Стыдно, барышня, стыдно! – Вася даже пальцем погрозил строго.

Фима покраснела.

– Ладно уж, – смягчился Вася, – привыкай к мысли, что твоя постель не всегда будет пустой и холодной.

– Это ты сейчас гипотетически рассуждаешь или делаешь официальное предсказание, что я, наконец, влюблюсь?

– Вот женщины! Все им романтические бредни. Все им любови… – Вася помолчал. – Кстати, давно хотел тебя спросить, а как ты живешь без секса?

– А ты?

– Я? Странный вопрос. Нам, ангелам, секс не нужен. Мы выше всей этой мышиной возни. Бред какой-то: двое елозят друг на друге, мажут друг друга слюнями, потеют, пыхтят, сопят, стонут, визжат, кричат. Вместо лиц какие-то жуткие гримасы, как у грешников в аду. Кошмар. Бррр… – Васю даже передернуло. – И при этом вы, люди, без этого не можете жить.

– А ты, Вася, ханжа. А вчера хорохорился: я тебя плохому научу, плохому научу! А сам? Слушай, а я ведь тоже без секса легко обхожусь. Нет и не надо. – Печально сказала Фима. – А, может, я тоже ангел?

Вася хихикнул.

– Должен вас огорчить, барышня. Ты не ангел, ты просто маленькая закомплексованная дурочка. Хотя ангельского в тебе много. – Он критически осмотрел Фиму. – Ангельская красота, например, и ангельский нрав, и ангельский голос… – Вася задумался. Слушай, а ведь ты права! Ты ангел! Только заключенный в земную оболочку.

Оба примолкли. Фима вдруг подумала, что в настоящей ангельской Васиной душе шевельнулись сожаления, что он ангел и не способен на человеческие чувства. Например, не способен влюбиться. Хотя и обычный человек Фима на это тоже, кажется, не способна. Она вдруг почувствовала, что Вася жалеет, что он не может влюбиться именно в Фиму.

– Серафима, ангел мой, не наглей. Не надо читать мои мысли. Это неприлично. Так юные воспитанные барышни себя не ведут. Это прерогатива старых циничных ангелов.

Они снова примолкли. И каждый думал о своем.

– Это ты все сегодня придумал, старый проказник? – спросила Фима, уже засыпая.

– Конечно, я.

И Фима заснула, свернувшись калачиком со спокойной улыбкой на прекрасном лице, и странный шорох в ее ушах складывался в такой красоты колыбельную, какой еще никто и никогда на земле не слышал. А Вася снова исчез.

На следующий день Фиму пригласили на коллективное предобеденное чаепитие рекламного отдела. Раньше коллеги этого никогда не делали. Утром, когда Фима ехала на работу, злясь на идиотов – пешеходов, которые так и лезли под колеса, и придурков – водителей, которые едут по каким-то собственным, только им ведомым правилам, и алчных гаишников, которые стояли в самых неподходящих местах в своих обманчиво-оптимистичных салатовых жилетах, знакомый уже шорох, вдруг раздавшийся в ушах, посоветовал ей заехать в магазин и купить что-нибудь к чаю. Она снова мысленно возмутилась, что ей не доверяют и не позволяют самой принимать решения, но в магазин все же заехала и купила коробку конфет. Когда ее пригласили на чай, она оценила ясновидение своего ангела… Или его умение влиять на события? Фима окончательно запуталась. Словом, когда ее пригласили на чай, она пришла с коробкой конфет, а конфеты в рекламном отделе любили, и к людям, приносящим им конфеты, относились заведомо неплохо. Дамы участливо справились о Фимином здоровье, настроении и делах, ответа, впрочем, не дослушали и принялись увлеченно обсуждать своих детей, мужей, свекровей, наряды и косметику. Фиме было скучно, но шорох в ее ушах властно приказал изобразить интерес и принять участие хотя бы в косметической и модной части разговора. И Фима втянулась и узнала, что дети болеют, не слушаются, дерзят, хулиганят и плохо учатся; мужья лентяйничают, мало зарабатывают, пьют, ходят налево и направо, много требуют, ничего не давая взамен. Как ни странно, о жизни и людях Фима имела представления самые смутные. Жизнь от Фимы усердно прятали родители, а люди сами прятались от Фимы. Так что жизнь ей была известна лишь в хорошо отредактированном книжном варианте. Мужчины там были либо негодяями, либо героями. Никаких полутонов. Фима после этого разговора даже задалась вопросом: а зачем, собственно, она так стремится, чтобы в ее жизни появился мужчина? Ничего хорошего от него все равно ждать не приходится, так не проще ли по-прежнему быть одной? Тем более, что у нее есть такой дивный, смешной ангел. «Ты мне эти глупости брось, никакой я не смешной, и не положено нам долго быть видимыми и слышимыми, так что на меня в качестве спутника жизни не рассчитывай». – Тут же услышала она шорох в ухе. Фима вздохнула. «Жаль», – подумала она. «Жаль», – прошуршал ангел.