Так мы постояли с ним, я сделал набросок с него, потому что блокнотик и карандаш всегда лежали у меня в кармане. И потом (поскольку стояла зима и было холодно) больных стали загонять. И вся их компания в телогрейках, в шапках-ушанках, в огромных не по размеру валенках, все они зашли опять в эту дверь, а я снова прислонился к окошечку. Но сколько бы я ни смотрел, я Володю уже не видел. Потом я попросил опять позвать Володю Кутновского. Его позвали, он немножко постоял с той стороны около этого маленького окошечка в дверях и ушёл. И я ушёл. Я уже понял, что он не вернётся в школу. Потом я поехал в Омск.

Но при первой же возможности я снова рвался его увидеть. Вторая моя поездка в Новосибирск состоялась через год (или через полтора года). Я опять пришёл к ним домой, и вторая жена отца сказала мне, что Володя получил квартиру, живёт сейчас за рекой, за мостом, и дала адрес. Я поехал туда. Пришёл по адресу. Володя находился дома с женой, красивой татарочкой, и у них уже подрастала дочка. Он ходил по комнате, подбрасывал перед собой волейбольный мячик, ловил его на вытянутый вверх палец и крутил его. И так шагал вдоль комнаты туда-обратно. Я понял, что они как бы ссорятся с женой. Она ему говорит: Володя, помой руки, у тебя пальцы чёрные. – А он ей отвечает: а у тебя душа чёрная. (Ну, конечно, спорить или ругаться с ним не имело смысла, он всегда был выше и умнее.)

Потом Володя пошёл меня провожать. Мы дошли до Оби, до моста, и сели на откосе. Уже опустился вечер, и мы смотрели на город, который своими огоньками протянулся далеко-далеко вдоль берега. Я не помню уже, о чём мы с ним говорили, но о чём-то возвышенном. Ещё я его спросил: почему ты не вернулся в школу? – Он говорит: решил пожить самостоятельно, потому что меня упрекали, что я живу и трачу незаработанные деньги. И я, говорит, поехал в Туркмению, в пески.

Приехал туда, пришёл в геологическую партию и спрашиваю: возьмёте на работу? – Они говорят: возьмём, будешь вертикальный ориентир держать (они наносили на карту месторождения газа или нефти, и надо было им обмерять территорию). И вот, говорит, я держал высокую палку, а они своими теодолитами и треногами издалека мерили расстояние, наносили на планшеты и делали карты. Я, говорит, всё лето у них пробыл, заработал немного денег и вернулся домой. А тут я опять как бы лишний. И решили родители меня женить, женитьба была по знакомству. Женили, купили нам квартиру. (Но, как я понял, он не дорожил особо ни квартирой, ни женой своей, ни дочкой – что легко приходит, то легко и уходит.) Вот это была вторая наша встреча.

А ещё через год я опять поехал к нему. И когда я пришёл в квартиру его отца в центре Новосибирска, то дома была только девочка. Я стоял в прихожей, зазвонил телефон, и эта девочка подбежала к нему. (Ей подружка звонила и говорила, что там что-то продаётся.) И эта девочка говорит подружке в телефон: давай, покупай скорее, куй железо, пока горячо. (В общем, я так посмотрел – девочка была хотя и маленькая, но уже с железной хваткой). Тут пришла мачеха Володи и заявляет: вы нас компрометируете, вы приезжаете, узнаёте тут про Володю. – Я говорю: ну и что?

Что в этом особенного? – Мы этого не хотим. Если вы так будете себя вести, мы его упрячем так далеко, что вы его никогда не найдёте. – Я спрашиваю: а где он сейчас? – Я не знаю. Вот он находился в больнице, где вы были в первый раз. – Я говорю: ладно, я больше к вам не приду.

Володя Кутновский (второй слева). Рисунок по памяти

И пошёл опять в эту больницу, где он был раньше. А мне сообщают: его у нас нет. – Я спрашиваю: а где он? – Они отвечают: нам не велели говорить. – Я объясняю: вы знаете, я здесь ненадолго, приехал всего на несколько часов, я его повидаю и уеду. (Тогда они сказали, что Володю перевели в другую больницу, и дали адрес.)