Охота началась.

Его прикосновения – аккуратны, но холодны, и в духоте тесного маленького клуба заставляют вздрогнуть, обернуться, захотеть найти его – сейчас или позже. Возможно, кто-то забудет через короткий миг, другие – к утру, а есть и те, кто с легким разочарованием будет искать и не находить.

Ланс чувствует себя хищником, и это почти приятно. Отдаленно, но близко к тому, что он помнит, когда все только началось несколько десятков лет назад. Сейчас у него куда больше опыта, умений и навыков.

Вернувшись к стойке, Ланс примечает хрупкого юношу, который вряд ли подходит по возрасту для такого клуба, но в кармане наверняка поддельные документы. Он весь состоит из углов, на одной руке – кожаный наруч, волосы выкрашены в ярко-зеленый, одежда исколота булавками.

– Ну и духота! – выдыхает парень.

– Так выйди на свежий воздух, – небрежно предлагает Ланс, присматриваясь к нему.

– А, лучше пива взять.

– Могу угостить.

Тот явно колеблется, бросает подозрительный взгляд на Ланса, который и бровью не ведет. Обманчиво расслабленный, ненамного старше, такой похожий на этого мальчишку. Весь его вид говорит: «я такой же, как ты. Я понимаю тебя».

Ланс не запоминает имени – это неважно. Почти случайно прикасается к его плечу, голос тихий и шуршащий сквозь электронную музыку. От мальчика пахнет дешевым табаком, чужими поцелуями и алкоголем. В нем смешано одиночество и показная взрослость, и желания, и упоение этой ночью, которая сейчас еще кажется бесконечной.

Дальше почти просто. Ланс делал так тысячу раз. Разные города, разные времена, но все любят тех, кто слушает и ставит бесплатное пиво.

И когда Ланс выходит покурить на свежий воздух, парень тянется за ним, пожав плечами на вопрос:

– Разве ты пришел сюда один?

– Да никто больше не захотел. Все остались тухнуть на квартире у Джона, у него опять предки свалили, наверняка кто-нибудь притащил травку. Каждый раз одно и то же. Надоело! Уеду отсюда.

– Конечно, – спокойно поддерживает Ланс.

Клуб остается за спиной. Они молча курят и бредут по ночным переулкам, а Ланс размышляет, был бы он таким же потерянным и одиноким, родись в этом времени. Хотел бы уйти с первым незнакомцем, который так похож на никогда не существовавшего старшего брата? Или проявил хоть толику осторожности?

Хотел бы прикоснуться к смерти?

Для него все началось так ярко и сочно. Он был пьян одним новым миром вокруг, полным тьмы, ночей и новыми вкусами. Тогда чужая кровь казалась лучше любых ощущений, обостряла все чувства и едва не сводила с ума. Ему всегда хотелось еще.

Он не понимал, что кровь глушила иные чувства. Что ее терпкий вкус, который оставался на кончике языка и острых клыках, заменял дыхание и жизнь. Возобновлял чувства.

Ланс не знал, что умирать так больно, а возрождаться – словно вылезти из пепла и сырой земли, увидеть на короткий миг все, что ждет тебя за той гранью, ощутить кожей, как копошатся черви, как отрастают ногти, когда уже нет ничего. Как клетка смерти смыкается и утягивает в вечное ничто. Тогда он возродился с криком страха на губах и видениями, от которых хотелось сбежать.

А еще он не знал, что со смертью стираются все эмоции. Их медленно слизывает смерть, забирая свою дань, оставляет только пустоту и бессонные ночи, острые клыки и жажду крови, которая насыщена эмоциями.

Сердце Ланса не бьется.

Он не чувствует ничего.

И сейчас это почти болезненно – пусть слабым отголоском, и все равно лучше, чем ничто.

Парень даже не успевает ничего понять, когда Ланс впечатывает его с силой в стену, прижимает руки к шершавому камню и шепчет «не шевелись».