– Да уж, вполне понимаю. Творчество – это не то, чем восхищаются люди, что они видят, это образ мышления, способ восприятия действительности. И иногда от этого становится всем весело, – философски заметил поэт

– Послушайте, а, наверное, не очень удобно так зависеть от людей?

– Ну, как сказать, без живого человека мы не имеем смысла. Друг с другом мы давно наговорились, некоторые ещё при жизни, так что всё выглядит даже более-менее логично. Хотя, сказать, что это очень уж комфортно нельзя, ведь мы фактически проходим через 2 линзы: мнение общества, то есть информация ноосферы, и личные знания человека, через которого мы приобретаем физическое воплощение, это очень сильно искажает нашу личность. Поэтому перед тобой я скорее такой, каким меня хотят видеть твои современники и ты лично, и имею со своим прототипом не так уж и много общего. Собственно, поэтому я знаю, что в мою честь хотят назвать аэропорт, да и вообще имею некоторое представление о жизни, протекающей спустя двести лет после моей собственной смерти. А с помощью своих произведений я сохранил часть себя настоящего и целостность в принципе. Они, например, позволяют мне иметь целостную память, во всяком случае, я так предполагаю. Вот так вот. По кирпичику из каждого дома мира строится Вавилон.

– Наверное… Но почему Есенин был со мной так груб, если он – просто проекция, тем более моя личная? А вы, напротив, вежливы и снисходительны.

– О, это хороший вопрос. Видишь ли, моему наследию уже около 200 лет, Серёжа же умер меньше века назад, да ещё и при весьма странных обстоятельствах. О моей фигуре уже давно всё известно, меня идеализировали, я такой себе голубь мира от поэзии, а о нём до сих пор спорят, поэтому он не очень-то стабилен. В этом доме в разное время появлялись разные проекции, как ты это называешь, и не все из них были вполне приличными. Это зависит и от времени жизни и смерти, и от противоречивости персоны. Возможно, также присутствует связь между навыками медиума и степенью стабильности проекции, кто знает? Однажды чьё-то сознание выцепило Сталина. Господи, это было даже в чём-то весело. Он рассказывал анекдоты, а потом приказывал Ване Грозному расстрелять себя за это. Это к нам студент истфака зашёл, причём явно нетрезвый.

– Но почему же об этом всё никто не знает? Конечно, рассказавшему такое никто не поверит, но хотя бы какие-то кусочки информации должны были просочиться…

– Герман, я хоть и выгляжу, как Пушкин, я – просто проекция. Да, разобравшаяся в своей природе, обладающая памятью, но проекция. Если честно, я как-то не думал об этом. Кстати, думать я могу, как ни странно. Вообще-то, никто не возвращался к нам второй раз, так что, возможно, люди об этом забывают. Или им самим кажется, что это всё бред. Да и почему не было никакой информации? А эти ваши призраки? Что это по-твоему? Ты же не думаешь, что это место одно такое? Вполне возможно, иногда просто не хватает силы места, чтобы чётко сформулировать «правила игры», поэтому вместо полноценной проекции появляется какая-то слабо осмысленная материя, а дальше ты знаешь.

– Рэн-ТВ на вас нет, Александр Сергеевич! – я просто не знал, как мне на всё это реагировать, оставалось только смеяться.

Кстати, кому интересно, вне зависимости от того, как вы себе это представляли в голове, мы с Александром Сергеевичем всё это время прогуливались по территории усадьбы. Странно, но солнце до сих пор не зашло, хотя, по моим ощущениям, с момента моей встречи с Есениным прошло уже не меньше часа, а я пришёл в усадьбу перед самым закатом. Возможно, и время в этом месте текло немного медленнее. Я тут подумал, вот вы же прекрасно знаете, как выглядит Пушкин, да? Кроме того, что волосы у него были не чёрные, как на всем известном портрете Кипренского, а светлые, об этом в своих стихотворениях писали как сам Пушкин, так и Есенин. Небольшой ликбез вам. Да и Кстати, а что насчёт меня, что насчёт вашего Германа? Вы же меня уже как-то себе представили, да? Ну и бог с ним. Только скажу, что глаза у меня зелёные, а волосы чёрные, остальное неважно. Спасибо за внимание. Такая вот минутка экспозиции.