– А-а, это ваш псевдоним? – догадался Роман и машинально склонился, чтоб поцеловать даме ручку.
– Ну-ну, товарищ майор! – отдёрнула пальцы она, игриво подушечками задев щёку.
– Какой майор? – очнулся военврач.
Марина вопросительно глянула на Гюйса.
– Роман Олегович ещё размышляет.
Она с удивлением воззрилась на Оченёва, как тут ещё можно о чём-то размышлять!
Роман смешался.
– Так в чём дело? – не дала передышки Садовская.
Он, чувствуя, что безнадёжно пропал, попробовал выиграть время. Что-то невнятно прохрипел и открыл балконную дверь.
– Мне тоже надо проветриться. Не возражаете, если я составлю вам компанию?
Отказать ей мог только святой.
Опершись об перила, они стояли рядом, касаясь плечами друг друга. Его сердце заколотилось. Сейчас или никогда!
– Поцелуй… – прохрипел Роман.
– Какой?
Он продемонстрировал, закрыв глаза от собственной смелости. Нет, у той брюнетки был привкус вазелина, а у этой сладкий, нежный, неземной аромат.
Из эйфории его вывела увесистая пощёчина. Он потёр сразу зардевшуюся половину своей упитанной физиономии. Да, старлей не зря считалась лучшим оперативным работником!
– Последний раз это со мной случилось лет двадцать назад, – кротко заметил Оченёв.
– Вы имеете в виду поцелуй?
– Нет, другое касание вами моего лица!
– Простите, товарищ майор.
– Я хотел лишь сравнить вас и ту рептилию в парке…
– Ну и как?
– Змея обошлась со мной нежнее!
Садовская ласково провела ладошкой по его пылающей щеке.
– Товарищ майор…
Оченёв снова что-то заподозрил.
Она улыбнулась и протянула удостоверение. Он раскрыл корочку. Там красовалась его фотография и звание. Должность та же – военврач.
– Никакой брюнетки мы не знаем, – заверила Садовская. – А документ заготовили заранее, тянуть мы не любим. Так что за рептилия, которая умеет так целоваться?
Он описал ей странную незнакомку. Намекнул, что она причастна к убийству и знает про РОСС.
Сзади предупредительно кашлянули. Гюйс сладко потянулся, шумно вдохнул в себя насыщенный осенний воздух и пристроился рядом. Хорошо, что у него отдел некурящих! И дышится легко, и нет этого киноштампа многозначительно курящих шпионов. Правда, у Романа другая вредная привычка. Хотя, в разумных дозах она, говорят, полезная.
Гюйс вопросительно взглянул в глаза вербуемому военврачу.
Роман представил, как рушиться его милая ленивая жизнь в провинции и начинается суетливая пародия на Джеймса Бонда. Тогда он сделал последнюю героическую попытку отказаться.
– Извини! Устал я от оперативной работы. Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл…
И проскользнул обратно в номер. Девушка с охотничьим интересом посмотрела вслед Оченёву. От неё ещё никто не уходил. Она и Гюйс обменялись взглядами. Это не входило в их планы.
Оба торопливо вернулись в помещение.
– Я должен подумать.
Россовцы опять переглянулись. Это тоже не входило в их планы.
– Думайте, сколько хотите, товарищ майор…
В дверь постучали.
В номер вплыла павой изящная шатенка по-настоящему приятной полноты в соблазнительном розовом халатике. В игру вступал следующий козырь. Постановка шеи, спины, стоп не оставляла сомнений, что в юности она занималась балетом. Но вовремя оставила его, прибавила вес и застыла в тех формах, к которым всякий мужчина мечтает прижаться, как в детстве к мамочке.
– Как прошла первая стадия соблазнения? – приятным, грудным голосом поинтересовалась она.
Рот Оченёва невольно разъехался аж до ушей. На этой женщине просто написано было, что она – мамочка и не боится нянчиться даже с самыми заматерелыми суперменами. Вместе с ней в комнату вплыла лёгкость, доверие и непринуждённость.