Еще изнутри повеяло покоем и тишиной. Все, вроде бы, шло как надо, дом наверняка был пуст, как ей и обещали, но сердце почему-то все равно билось в горле, и она никак не могла заставить себя перелезть через подоконник, хотя уже обшарила светом фонарика пол и кое-какие предметы мебели. Помещение показалось ей небольшим – какая-то комната отдыха с камином и с красивым паркетом, зеркалами на стенах и изящными диванчиками, выстроившимися по периметру. Марьяна выдохнула, стиснула зубы и заставила себя забраться на подоконник и спрыгнуть на пол. Несколько секунд она стояла, не двигаясь, все ожидая, что сейчас на нее кто-нибудь накинется… Но ничего не произошло. Девушка начала осторожно двигаться к центру комнаты на негнущихся ногах, одновременно оглядываясь по сторонам.

Поразмыслив об этом еще накануне, Марьяна решила проникнуть в дом с бокового фасада, чтобы потом последовательно обходить каждый этаж, не возвращаясь обратно. Сейчас она находилась в левом крыле, и ей предстояло пройти этаж по всей длине, осматривая каждый его закоулок. В первой комнате она не нашла ничего примечательного. Картины на стенах висели, но не те. Оставалось только надеяться, что то самое полотно хранится не в каком-нибудь недоступном тайнике, а точно также вывешено на видном месте в одной из зал. Иначе зачем было бы его приобретать за бешеные деньги, если им потом нельзя было бы любоваться? Идея о том, что его можно было бы перепродать, как-то сразу не пришла ей в голову. Впрочем, все это было не ее дело. Ей только нужно было украсть то, что приказали, доставить, куда следует, и передать тому, кому велено, при этом не попавшись. По-видимому, для нее, как для новичка, специально подобрали такое простое дело, чтобы она его не провалила…

Планировка особняка, как и у всех усадеб и дворцов того времени, оказалась стандартной – бесконечный коридор тянулся на всю длину этажа, а вдоль него шли разные комнаты: маленькие, средние и побольше, обставленные и отделанные каждая в своем неповторимом стиле. Все они казались довольно-таки бесполезными с практической точки зрения и отдавали холодом. Зеленый каминный зал с шелковыми обоями, покрытыми растительным орнаментом, с бархатными шторами на окнах и шикарно отделанной изразцовой печью. Охотничий каминный зал с ружьями на стенах и картинами со сценками охоты. Голубая столовая с каким-то столпотворением античных богов и героев на расписном потолке, с красиво сервированным серебром столом и несколькими сервантами для посуды. Белая спальня с золотыми часами, кроватью под балдахином и с изящными павлинами на стенах. Все это имело ровно тот же вид, что и в дворцах-музеях, которые Марьяна часто посещала с сестрой и мамой в детстве, когда их семьи еще не коснулись тяжелые испытания. Сразу чувствовалось, что в этих комнатах никто не живет. Их просто воссоздали в первозданном виде с роскошью и со вкусом. За ними, видимо, следили, чтобы поддерживать здесь чистоту и порядок, но мало кто на самом деле по ним хотя бы прохаживался, не то что проводил здесь время…

На второй этаж вела шикарная мраморная лестница. Белые ступени, многочисленные рельефы и барельефы на стенах, а также античные статуи полуобнаженных дев, воинов и амуров нежно оттеняли своей белизной бирюзу стен, угадывающуюся в луче фонарика и в слабом свете луны, струящемся из огромных окон. Закинув голову, Марьяна пыталась рассмотреть все новые и новые фрески на потолке, медленно и бесшумно поднимаясь вверх, зачарованная и ошеломленная такой красотой. Что за человек мог здесь жить совершенно один? Делился ли он хоть с кем-нибудь всей этой роскошью? Приглашал ли гостей? Устраивал ли какие-нибудь приемы? Может быть, сдавал особняк в аренду для каких-нибудь мероприятий? От своих более обеспеченных сверстниц она слышала, что даже исторические особняки часто снимали для проведения свадеб или юбилеев. Она и мечтать не могла о подобном, даже считала это ненужным пафосом, но сейчас она отлично понимала тех, кто имел возможность наслаждаться такой красотой… О таком стоило мечтать и к такому стоило стремиться… Погруженная в любование, она на время даже забыла о своем страхе, и на ее губах цвела восторженная улыбка.