– Он полагает, что нашел для меня кое-какие средства. Я собираюсь ездить по деревням. Хочу купить грузовик.

– Грузовик, – торжественно повторила Рут, проникаясь планами Ричарда.

– А пока – да. Я здесь, чтобы помогать в вашей клинике.

– Я рада, – сказала она, – и тому и другому. Что вы будете помогать моему отцу и индийским женщинам. – Это было самое осмотрительное заявление, какое она когда-либо делала мужчине, не бывшему ее родственником, и она почувствовала, что уши у нее краснеют.

Ричард вознаградил ее еще одной улыбкой. Он был окутан дымом, который не опускался и не поднимался.

– Ваш отец любит поговорить, верно?

Рут остро реагировала на критику в адрес отца, смутно относя ее на свой счет, как дети, опасающиеся за авторитет своих родителей. Ее очень беспокоило, что подумают о нем чужие люди.

– Не всегда, – ответила она. – Ему приятно было с вами разговаривать.

– Мне он очень понравился, – сказал Ричард. – Я прочел все его работы о коклюше. – Она ждала, что он скажет: «Но вам это неинтересно», но он не сказал. Его сигарета обгорела до самых кончиков пальцев, и, выбросив ее, он потряс рукой. – Я всегда докуриваю до самого конца. Дурная армейская привычка.

– Где вы были?

– В основном на Новой Гвинее, а потом еще немного в Токио. – Он явно рассматривал возможность закурить еще сигарету, но решил воздержаться.

– А вы здесь на каникулах? Потом вернетесь в школу в Сиднее?

Рут встала:

– Вы, вероятно, устали.

– Знаете, я на самом деле устал, – сказал он, тоже вставая. – Вы встретили меня очень приветливо. Спасибо.

Он не протянул руки. Он стоял, держа свои сигареты и выпив только половину чая. Он не имел представления о цене хорошего чая в Суве. Квадрат кухонного окна стал катастрофически темным.

– Надеюсь, вам здесь понравится, – сказала Рут и слишком быстро пошла прочь с террасы. – Я уже окончила школу. Мне девятнадцать лет. Спокойной ночи.

Она поднялась по ступенькам, думая: идиотка, идиотка.

Теперь же она сказала Фриде:

– Я влюбилась в него в первый же день. Какая дура! Я совсем его не знала.

– Лучше не влюбляться, – сказала Фрида.

– Возможно, вы правы. Но Ричард был особенным.

– И вы не вышли за него замуж.

– Нет, – ответила Рут.

– Ну и глупо!

– Это от меня не зависело.

– Я имею в виду его, – уточнила Фрида.

– О, с ним все было в порядке. Он женился раньше меня. В пятьдесят четвертом году мы вместе вернулись в Сидней, и я на что-то надеялась. Но оказалось, что все время он был обручен. Никому не говорил об этом, даже моему отцу. Я была у него на свадьбе, и больше мы никогда не виделись.

– Правда? Никогда?

– Никогда. – Рут нравилась драматическая окончательность никогда, но ей пришлось признаться в получении поздравительных открыток на Рождество.

– Если хотите знать мое мнение, – сказала Фрида, редко дожидавшаяся, чтобы кто-то поинтересовался ее мнением, – это хорошо, что у вас ничего не вышло. Разве приличный человек станет скрывать, что он обручен?

– Девушка, на которой он женился, была японкой. Он познакомился с ней в Японии. – Защищая Ричарда, Рут поняла, что Фрида не считает это оправданием. – Война только что закончилась. Это была деликатная тема.

Фрида не глядя взяла еще один абрикос. Она задумалась. Она понимала, что такое деликатная тема. Пожевав абрикос, она спросила:

– А что случилось в конце?

Как будто жизнь – это период, в течение которого случаются разные вещи. Наверное, так оно и есть, подумала Рут, они случаются, а потом, в моем возрасте и в возрасте Ричарда, перестают случаться, и вопрос вполне правомерен.

– Его жена умерла за год или два до смерти Гарри. Она была старше – старше Ричарда.