– Он вовсе не безобидный, Силла.

Силла обняла Дебору за плечи и заглянула ей в лицо. Дебора была на несколько дюймов ниже. Они были немного похожи – и у той и у другой был красивый, чувственный и упрямый рот. Но у Деборы черты лица мягче, нежнее, а глаза ярко-синие. Впрочем, ресницы тоже длинные и густые. Сейчас она смотрела на старшую сестру с тревогой и страхом.

– Мне кажется, ты должна обратиться в полицию.

– В полицию? – Почему-то эта мысль вообще не приходила Силле в голову. От неожиданности она даже рассмеялась. – Один непристойный звонок, и я уже бегу в полицию. Так, по-твоему, должна поступать современная женщина? За кого ты меня принимаешь?

Дебора засунула руки в карманы халата.

– Это не шутки, Силла.

– Ну хорошо. Это не шутки. Но, Деб, мы обе прекрасно знаем, что полиция в данном случае практически бессильна. Один-единственный звонок, прямой эфир. Это мог быть кто угодно. Что они могут сделать?

Дебора вздохнула и отвернулась.

– В его голосе была настоящая ненависть. Я испугалась.

– Я тоже.

– Ты? Ты никогда ничего не боишься. – Дебора коротко и немного напряженно рассмеялась.

«Я всегда боюсь», – подумала Силла, но заставила себя улыбнуться в ответ.

– В этот раз и я испугалась. Я так оторопела, что даже забыла нажать на паузу и пустила все это в прямой эфир. – Силла мимоходом подумала, что ей завтра скажет начальство по поводу этого ляпа. – Но он не перезвонил, а это значит, что все ограничится одним разом. Иди спать. – Она погладила Дебору по пышным темным волосам. – Тебе никогда не стать лучшим юристом в Колорадо, если будешь вот так всю ночь напролет мерить шагами комнату.

– Я пойду, если ты пойдешь.

Силла знала, что пройдет еще как минимум несколько часов, прежде чем ее нервы успокоятся и она сможет уснуть. Она обняла Дебору:

– Договорились.

В комнате было темно. Горели лишь несколько ароматических свечей. Ему нравилось их слабое мерцание и завораживающий таинственный запах. Небольшая комната была забита памятными для него вещами – трофеями из прошлого. Письма, фотографии, несколько фарфоровых статуэток животных, ленточки, выцветшие от времени. Длинный острый охотничий нож покоился у него на коленях. Лезвие тускло поблескивало в дрожащем пламени свечей. На вышитой накрахмаленной салфеточке рядом лежал хорошо смазанный револьвер сорок пятого калибра.

В руках он держал фотографию в рамке из розового дерева. Он подолгу смотрел на нее, разговаривал с ней, обливал слезами. Только этого человека он и любил за всю свою жизнь. И что осталось? Лишь фотография, которую он прижимал к груди.

Джон. Невинный, доверчивый Джон. Обманутый женщиной. Преданный женщиной. Использованный женщиной.

Он раскачивался на стуле. Любовь и ненависть в его голове сплелись в тугой комок. Она заплатит. Заплатит самую высокую цену. Но сначала он заставит ее страдать.

Звонки повторялись каждую ночь. Один звонок за смену. К концу недели нервы Силлы были вымотаны до предела. Шутить на эту тему она больше не могла – ни в эфире, ни в жизни. Спасало ее единственное – она научилась узнавать этот голос, жуткий, хриплый, полный ярости, и успевала отключить линию уже после пары слов.

Силла отключала линию и сидела, леденея от ужаса, что он может перезвонить, зная, что он где-то там, по другую сторону мигающих лампочек, ждет своего часа, готов мучить ее еще и еще.

Что она сделала?

Запустив в 2.00 в эфир новости и рекламный блок, Силла оперлась локтями о стол и уронила голову на руки. Она вообще спала неважно, а за последнюю неделю ей удалось поспать всего несколько часов. И это начинало сказываться на нервах и внимании.