Дойдя с Федей до моего поста, я уже хотел зайти в будку, как санитар сказал:

– Пойдем, пойдем. В холодильнике еще поможешь мне его в камеру запихнуть.

Спускаться туда мне категорически не хотелось, само собой понятно почему, но что делать, такова моя работа. Отвезли его вниз. Там Федор остановился именно перед той камерой, из которой в моем сне вылез отравленный муж. Все еще чувствуя себя не очень хорошо, я стал помогать Федору переносить покойника с тележки в холодильную камеру. Я взял его за щиколотки, а он – за подмышки. Ощущение от прикосновения к холодной скользкой коже не из приятных. Но перед этим Федя снял простынь с трупа, и меня посетило неприятное чувство дежавю. Я со страхом увидел глядящие на меня с позеленевшего лица слепые глаза и успел рассмотреть губы, черные от въевшегося в них яда бледной поганки.

Самое неприятное, что, придя домой и завалившись в кровать, я так и не смог уснуть. Меня посетило некое зыбкое забытье, сквозь которое я отчетливо различал все посторонние звуки, идущие из соседних квартир и проникающие через щели в окнах с улицы. То сосед с верхнего этажа решил испытать на прочность свою недавно приобретенную дрель, то во дворе монотонно, раз за разом срабатывала автомобильная сигнализация, а то и просто птицы устраивали многоголосый концерт. Перед глазами то и дело всплывало зеленое пятно лица покойника, слышались болезненные звуки рвоты. Да, первая моя ночь в морге выдалась на славу, фантазия, напитавшаяся впечатлениями от предыдущих событий, выдала картины озарения, впрыснутые прямиком в мою воспаленную психику. Мне не спалось. Промучившись так часов пять-шесть, я встал, оделся, пошел в магазин прогуляться и прикупить колбаски со свежим хлебом. Возвращаясь домой, я вошел в подъезд, и там меня словно громом ударило. Тот номер телефона в объявлении про жидкость, будто бы оживляющую мертвецов, принадлежит мне. То есть принадлежал мне до армии, когда я в институте учился. Что это? Шутка такая? Или я действительно рехнулся? Второе предположение показалось мне, в свете недавних событий, более вероятным, ведь настолько близких друзей, которые могли бы меня таким образом разыграть, у меня просто-напросто не было и нет.

Через день мне снова надо было идти на работу. Немного свыкшись с произошедшим на предыдущем дежурстве и все равно волнуясь, ожидая очередных сюрпризов, я вышел на улицу, сел на трамвай и поехал в больницу.

К десяти часам вечера, когда стемнело, привезли криминального мертвеца. Его еще днем заметили пенсионеры, рыбачившие на одном из прудов, расположенных в черте города. Он всплыл и дьявольским пузырем парил над поверхностью воды, зацепившись остатками мокрой одежды за кривую подводную корягу. Пока вызвали полицию, пока достали и все оформили, шарик солнца закатился за желтую черту горизонта. К нам этот подарок судьбы приехал только сейчас. Когда открылись двери труповозки, я понял, что утопленник пролежал в воде не менее недели, летней недели, а точнее, последней июльской недели. И почему его обнаружили именно в мою смену? Такого смрада я не нюхал еще никогда. Даже бывалый санитар и тот морщил нос и отплевывался. Мерзкий запах тухлой тины, разложившегося мяса проникал в носоглотку, осаждался там, и, даже отхаркивая обильно образовывающуюся в результате этого слизь, от него трудно было избавиться.

В холодильнике, куда мы вместе с Федей перевезли труп, меня ожидало зрелище не менее жуткое, чем запах разложения. Там под ярким белым светом галогеновых ламп я, не желая этого, будто магнитом притянутый, смог рассмотреть покойника более подробно. Раздутые водой ступни ног, ладони рук, натянутая на них кожа синего цвета и под давлением пузырящегося гнилой влагой мяса слезающие со своих насиженных мест помутневшие ногти покойника. Огромный залитый вонючей жидкостью живот, бочкообразная грудь и лицо из детских кошмаров безнадежного героинщика. Глаза раздулись, вылезли из орбит, язык, принявший размер говяжьего, вывалился и торчал серым жирным глистом из лиловых помидорообразных губ, щеки походили на надутые силачом синие грелки. Весь изгвазданный в ошметках водорослей мертвец нестерпимо вонял и сочился коричневой слизью. Даже определить его возраст не представлялось возможным. Опознавательным знаком для определения личности покойника могла послужить только татуировка на левом плече. На ней был запечатлен солдат в камуфляжной форме, рядом с которым сидел волк с оскаленной пастью. Только с третьей попытки нам удалось запихнуть его в холодильную камеру.