– Я тебя тоже лублу! – как можно нежнее произнес я.
Оковы пали. Ласково поцеловал ее в лоб.
– Понадобился – вызвали! – важно и многозначительно сказал я. – Ничего не поделаешь, надо одеваться.
Открыл светлого дерева, фанерованный платяной шкаф. Скрипнули дверки. Достал китель, галифе, сапоги. Блеснули орденские планки. Внизу засигналила машина. Высунулся в окно. Прислали «ЗИМ». Неплохой признак. Ожидания, надежды засуетились в голове.
– Захлопнешь дверь, – бросил на прощание подружке.
Звонко зацокал каблуками по кафельному полу лестничной площадки. Свет слабо пробивался сквозь пыльные оконные витражи. Щеки приятно пощипывал огуречный лосьон. Настроение было, ну, просто превосходным. «А ведь я к ней умудрился привязаться…» – подумал не без меланхолии про Джойс.
Шофер вытянулся по стойке смирно, отдал честь и открыл дверцу. «Понадобился – вот и вызвали», – повторил я про себя самодовольно.
Взбежал по широким каменным ступеням. Легко подалась тяжелая темная дубовая с начищенными до блеска латунными ручками двустворчатая дверь.
– Ну здравствуй, здравствуй! Проходи, проходи! – Сергей Иванович крепко стиснул мне руку. – Что? Есть еще силенка у старика? – поинтересовался довольно.
– Чуть пальцы не сломал! – затряс я нарочито рукой.
Повадились, паразиты! Ну ладно, баба дурака валяет… А этот? Воспитаньице, ничего не скажешь!
– То-то, брат! Ну да к делу. Генерала дать не могу. Только полковника. Соглашайся и не думай!
– Почему генерала не можете? – нахмурился я.
– Будто сам не знаешь? Связь с иностранной гражданкой – раз! Это, голубочек, не шутка. Перерыв в службе – два! Мало? Сам виноват! Раньше надо было думать. Ну-ну, не грусти. Мы ее проверим и тогда, если конечно все чисто, будешь генералом. Будешь! Как она вообще-то?
– Не очень… – честно признал я.
– То-то! – довольно загоготал Сергей Иванович. – Всегда говорил, лучше русских баб никого нет! – неожиданно надолго задумался. – Нет, вру, пожалуй. Была у меня одна, полька. Еще во время первой мировой. Думал, живым не оставит. Ха-ха! Ну все. Все! Иди, иди… – снова задумался. – Иди с Богом! Теперь так можно. И… нужно!
Подтолкнул в спину. Я оказался в коридоре на толстой ковровой дорожке. «Может, послать их всех на три буквы… или еще куда? Генерала не дали? Не дали! Хотя имею полное право. Возраст-то совершенно генеральский. Ладно, нечего горячиться. Поживем – увидим. А это всегда успеется». Мимо сновали офицеры. «Ни одной знакомой рожи… – подумалось с грустью. – Эх время, времечко! Неумолимо идет себе и идет…» Подбежал молоденький лейтенант:
– Виноват, товарищ полковник! Срочно к генералу!
«Что за черт?! Я ж только от него. Может, передумал и решил все же дать генерала?» – затеплилась слабая надежда. Возвращаюсь. От прежнего приветливого добродушия ни следа.
– Слушай, дружочек! Взглянул я в твое личное дело. Это что ж у тебя за имя такое? – Сергей Иванович порылся в бумагах, водрузил на нос очки, старательно выговаривая, прочел: – Бертольд!
– Обычное. Сокращенно – Берт, – ответил я.
– Сокращенно Берт – это лучше, – немного успокоился Сергей Иванович. – Почему это я раньше не обращал внимания? Все Берка да Берка! Опять кадры напортачили? – придирчиво осмотрел мою фигуру, перетянутую многочисленными ремнями, и пытливо заглянул в мои прозрачной голубизны глаза: – А ты, часом, не еврей? – поинтересовался ласково. – Не по анкете, а так, по жизни?
– Нет, товарищ генерал! Я – не еврей! – твердо отчеканил я, пригладил редеющие прямые льняные волосы и, как бы ненароком, дотронулся до своего курносого носа. Хотя на самом деле… Впрочем, национальность – это в чистом виде одно самочувствие и больше ничего. В основном… Во всяком случае, так мне казалось в этот момент. – Отец из рязанской области, крестьянин, мать со Ставрополья, крестьянка, всю жизнь батрачила на отца.