отличный живописец кстати – бог пейзажей
вопрос решающийся королевствовать ли матери
и бить ли злату копенгагских скважин
английские послы решить не могут
без отрицательного сальдо королевства
Лаэрт Горация развеселил немного
изображая в караоке Лепса
а сомневающийся Гамлет ждет рассвета
и бредит встречей с призраком согбенным
отравленному в вечном многих лета
ведь он узнал о самом сокровенном
принц точит зуб но кто сочтёт за шалость
Лаэрта размечтавшегося ищет
и в этой богадельне все смешалось
и датский воздух словно с пепелища
остатки пиршеств воронам и свадьбам
а их объедки поминальным тризнам
трехдневный сыр не угошенья ради:
мышь умертвить без слез и укоризны
всё повторится ведь сюжет украден
инцесты отравители и сальдо
лосняшийся от возбужденья Клавдий
вдруг обнаруживает что полтрона занято
норвежский принц пришедщийся Гертруде
двоюродным племянником по матери
на трон опаздывает деловые люди не любят ждать
и лишь гробокопатели СПОКОЙНЫ
ИМ ДЕЛА НЕТ ДО ЭТОЙ СУЕТЫ…
однажды я Вас никогда не разлюблю
однажды я побеспокою Вас
по пустяку приснюсь перед рассветом
и Вы узнаете мой профиль и анфас
так не единожды поэтами воспетый
однажды я невольно обнажусь
скользнув дыханьем по губам горячим
и вы почувствуете карамельный джус
в крепленой ноте выдержки коньячной
однажды я останусь навсегда
на фотоснимках бледностью лилейной
прекрасной той оставленной тогда
под сенью лип в унылости аллейной
однажды я переживу себя
в мелодии Верийского квартала
мешая одиночным воробьям
любить процесс коррозии металла
на подоконниках окрашенных к весне
до первых гроз и дивных ливней в мае
однажды я не пропаду совсем
всего на жизнь когда вернусь не зная
однажды я Вас никогда не разлюблю
гуляя в невесомости небесной
оставшись послевкусьем лучших блюд
вин женщин удовольствий снов и песен
однажды я побеспокою Вас
по пустяку приснюсь перед рассветом
вменяющим касаться губ и глаз
небесной мне – не знающей запрета…
стиснув зубы
и тебя убедило время мой пациент английский
близким рассветом вчерашне сиюминутно закатом
фактом повторной жизни облагородив риски
если её не будет то осторожность стократна
не из нее воскресну – ищет затворный камень
тайну моих страданий словно для яда кубок
я умерла в пустыне дух отягчен веками —
призраком заполошным корчился стиснув зубы
не успевая слиться с мраморным изваяньем
ни в поцелуе страстном не на века прощаясь
господи скоро холод смертною станет явью
и подо все живое плоть обречет мощами
не измененным внешне солнце глотает море
где-то за днём за веком с тысячелетней жаждой
я проросла бы щедро в каждом его повторе
в этой земле корнями переплетаясь дважды
малым листом обнявши тоненькой повиликой
флора другой планеты как из другого мира
между царящих цветом пышно разновелико
чувствуя сердцевину лучшим твоим копиром
господи сколько боли в праведном ожиданьи!
я возвела бы храмы именем богословья
но умерла в пустыне жертвенно пошлой данью
мой пациент английский временем тоже сломлен…
Вам презритель мой
замру на расстоянии руки
в рефлексии и под рефлексом отсвета
в нем безупречна блуза в кружевах
от белизны уже слепит в глазах
у черной юбки потайной карман
и под рукой стальные скрепки россыпью —
весь арсенал с которым выйду в зал
не скреплен лист как ветром унесет
потерян в вечном хаосе бекстейджа
часть жизни той в которой было всё
из разных чувств и никогда не тех же
на память прочитаю все не так
обрушатся столпы из строф нестройных
и новым смыслом давешних историй
прочь уведут из зала под Спитак
разрушенный порханьем мотылька
так хрупко все и так необратимо
дыхание болот подернет тиной
к седеющему древу топляка
круг освещенный возбужденье оглушит