Вскоре к ним присоединилась Анна, с заколками-кристаллами в высоко уложенных волосах и в платье другого цвета. И она снова работала дорогу для корабля.

Тимоху уже ничего не казалось удивительным. Ни то, что белль шила многомерную иллюзию внутри иллюзорного космоса, ни то, что голографическое полотно, усыпанное мириадами искр, послушно подавалось под ее пальцами, сворачивалось, скручивалось, исходило потоками излишков энергии из складок, укладывалось, образовывало заломы и сгибы и соединялось.

Или не соединялось.

И тогда белль искала новые способы сделать так, чтобы точки старта и финиша совместились друг с другом. Для этого ей приходилось постоянно сверяться с бесконечными столбцами формул и символов, вспыхивающих в сфере, и молниеносным движением руки сметать новый прогиб пространства-времени, когда цифры тревожно вспыхивали алым.

Сфера оказалась еще и абсолютно автономной гравитационной зоной внутри корабля. Сиденье белль Анны время от времени меняло ориентацию в пространстве, и Тимох, Ветер и Мрия могли видеть вторую мастерицу то запрокинутой на спину, то перевернутой вниз головой по отношению к ним, стеснившимся вчетвером в жилой зоне «Иглы‐2».

Мрия проследила глазами за подругой, которую сфера принялась укачивать, увеличивая амплитуду колебаний так, что сиденье, как качели, плавно взлетало вверх и возвращалось вниз, при этом Анна этого, казалось, не ощущала, создавая наряд для «Иглы‐2». Первая мастерица заметила недоумение патрульного пилота и беспечно улыбнулась:

– «АДРОН» знает, как облегчить жизнь своей белль. Работа требует неподвижности, это вредно для здоровья. Было бы вредно – если бы не «АДРОН» и его меры.

Безделье располагает к размышлениям и наблюдениям. Тимох открыл для себя, что белошвейки первой триады действительно окружены непроницаемой стеной традиций. Ветер проговорился за обедом, что вместе с «Иглой», своим кораблем, девушки принимают ритуальное имя.

– И как вас зовут? – все-таки поинтресовался заинтригованный Тимох.

Вторая белль, намеревавшаяся окунуть в сибо очередной кусочек прессованого хлеба, придерживая его специальными щипчиками, ответила не сразу, стрельнула глазами на патрульного пилота, переглянулась с Мрией и чуть-чуть улыбнулась:

– На патрульных кораблях разве не знают, что у первой триады позывные Мария-Анна-София? Так нас и зовут. Но разрешается иметь не только позывное, а «домашнее» имя, если оно созвучно присвоенному в триаде. Мрию охотно называют Мрия, а не Мария. Так само собой получилось. Есть у нас знакомые Софи и Анаит.

Если в ее голосе была скрытая насмешка, то совсем немного: терпения и вежливости у любой белошвейки с избытком. Патрульный пилот задумался. Белль никогда не знакомились с парнями, даже если соглашались немного пообщаться с ближайшим патрульным. А пилотам и в голову не приходило спрашивать имя у первой, второй или третьей мастерицы. Сколько он себя помнил, белошвейки не рассматривались как девушки, скорее, они были легендой…

Ветер откровенно скучал и от нечего делать выпячивал свою осведомленность. Улучив момент, чтобы не слышала Мрия, он похвастался:

– Белошвейка первой триады не откроет настоящее имя никому. Кроме человека, которому доверяет безгранично. Я год жду этого момента, но эти девчонки невероятно хитрые, потому и вихляют с именем. Уж мы на «Галере» знаем, как они водят парней за нос! Но я, – прогудел, понижая голос, Ветер, – добился того, что не удавалось другим ребятам с «Галеры». Скоро моя Мрия будет полностью моя и откроет все!

Тимох обдумал сказанное. У белошвеек были свои правила игры. Что ж. Этого следовало ожидать.