Все происходящее в последние несколько дней шло по наихудшему из возможных планов, так что я могла бы подумать, будто проклята, если бы не знала правды.

Это не проклятие.

Это я.

Мои поступки навлекли на меня наказание. Мое прошлое стало отравлять будущее.

Я выдавливаю нервный смешок. Schiesse, в этой сырой темной коробке я не ощущаю ничего, кроме усталости, которая просачивается в мой мозг. Я выжила только благодаря решительности, благодаря движению вперед, с одним желанием спасти Лизель. Но здесь и сейчас передо мной открывается бездна горя, зияющая пропасть, от которой я убегала, наконец забирает меня.

Но это даже хорошо. Я с радостью утону в пустоте, если она поможет мне отвлечься от мыслей о том, что я пленница хэксэн-егерей. Что меня везут в Трир, где меня ждет участь похуже той, которая настигла мой ковен.

Меня пробирает дрожь. В горле хрипит, и то ли крик, то ли рыдание вырывается наружу. Нет, нет, нет – я не доставлю охотникам удовольствия увидеть мое горе. Я еще не в тюрьме в Трире, не так ли? Значит, не все потеряно, дорога займет как минимум полдня, и им, скорее всего, придется разбить на ночь лагерь или остановиться, чтобы сменить лошадей. Как только они это сделают, как только меня выпустят из этого ящика – а им придется это сделать, разве нет? – я начну действовать. Сбегу. Или сражусь с ними. Украду оружие. Они забрали мои склянки для зелий, но оставили плащ и шляпу, так что я смогу выжить в лесу, как бы ни было холодно. Все что угодно, лишь бы сбежать.

Лизель рассчитывает на меня.

И я ее не подведу. Не теперь.

Повозка кренится в сторону, так что я слетаю с сиденья, а мои скованные запястья не позволяют мне удержаться за скамейку. Я с грохотом падаю на грубый пол, и крик боли срывается с моих губ.

Повозка останавливается.

Я лежу, уставившись на зарешеченное окошко в двери. Снаружи раздаются шаги. Грубые голоса.

– Тут неподалеку есть место для лагеря, – говорит капитан. Хэксэн-егерь, тяжесть которого я до сих пор ощущаю на своих плечах, хотя полоска крови, оставленная на шее его клинком, уже подсохла. – Проверьте все. Мы останемся здесь на ночь. А вы, трое, рассредоточьтесь. Хильда Эрнст, возможно, все еще где-то в этих лесах. Она не могла пересечь реку – если она сбежала в хаосе, который подняла эта hexe, то может быть где-то поблизости. Вероятность небольшая, но проверить стоит.

– Капитан, а что насчет… – Голос смолкает. Затем тихо добавляет: – Ведьмы?

Я криво улыбаюсь. В словах молодого охотника слышится страх. Он придает мне сил, как веревка, брошенная в изрезанную трещинами пропасть.

– Тебе страшно, Йоханн? – поддразнивает кто-то. – Тогда, может, оставить тебя на страже?

Повисает пауза.

– Если это приказ. – Но, Дева, Мать и Старица, похоже, он в ужасе.

Я упираюсь плечом в стену фургона, отчего вся конструкция раскачивается, и это вызывает у Йоханна испуганный возглас, а затем невнятное бормотание, отчего я наполняюсь радостью.

Один из охотников смеется.

Другой ударяет кулаком по стенке фургона.

– Тихо там! – Это капитан.

– На самом деле я не издала ни единого звука, – язвлю я. Если бы я не была такой измученной, голодной и подавленной, смогла бы мыслить более рационально. Но сейчас единственное, что удерживает меня на плаву: звук отвращения и раздражения, который издает капитан.

– Я останусь на страже, – говорит он своим людям. – А вы идите.

В ответ раздается громкое «Ja, Kapitän!», а потом звук шагов удаляется от дороги и теряется в лесу. В тот момент, когда я понимаю, что мы одни, я вскакиваю и пинаю дверь.

– Ты собираешься меня выпускать?

Тишина.