Усмехнувшись, смотрю на нее.

– Я знаю. Но от этого мне не менее больно. Представь, что твои предки решили развестись, заявив, что они не любили друг друга.

– Это вряд ли, – хмыкает она, складывая на груди руки. Нервничает, защищается. – Ты же знаешь, они очень простые, без этих заморочек. Я хотела сказать, – тут же быстро добавляет, поймав мой взгляд: – В Москве у людей другие ценности, и они живут иначе.

Я еще смотрю на нее, а потом спрашиваю:

– А как будем жить мы, Марин?

– В каком смысле? – хмурится она.

– В прямом. Мы женимся. Становимся семьей. На всю жизнь.

– И? Мы же не с бухты барахты женимся, как твои предки. Тогда было модно рано жениться, вот они и ошиблись… Но мы уже столько лет вместе.

– Да, – киваю ей. – Мы вместе много лет.

– Слушай, ты меня пугаешь, что с тобой вообще? – она подходит и берет мое лицо в свои ладони, заставляя смотреть ей в глаза. – Тебе нельзя расклеиваться, Дим. У тебя новая работа, которая требует внимательности и собранности. У нас свадьба скоро…

– А я хочу, – скидываю ее руки и отхожу в сторону. – Я хочу расклеиться. Нет, – мотаю головой. – Не расклеиться. Расслабиться. Выдохнуть. У меня такое ощущение, что я хрен знает сколько времени живу в напряге. Потому что постоянно должен оправдывать чьи-то ожидания. Начальников на работе, родителей, друзей, твои ожидания. У тебя же просто миллион ожиданий на мой счет!

– Что? – она сжимает плотно губы, начиная злиться. – Знаешь, Дим, это неблагодарно с твоей стороны говорить мне подобное. Я тащила нашу семью после института, когда ты не мог устроиться на толковую работу. Именно я все взяла в свои руки и нашла тебе подходящую должность…

– Подходящую для кого, Марин?

Она разглядывает меня, как будто видит впервые.

– Подходящую для тебя, для нас, – говорит в итоге. – Чтобы ты достойно зарабатывал и имел отличные перспективы в будущем.

– А меня ты спросила, чего я хотел? Какой работы?

– Что за глупости? – фыркает она, снова складывая руки на груди. – Все хотят иметь нормальную работу. А о такой, как у тебя, некоторые даже мечтать не могут.

Я смотрю на нее, качая головой. Я не знаю, что со мной происходит, почему я все это говорю именно сейчас. Наверное, нервы от случившегося, а еще…

Еще сама ситуация. Если человек принимает решение уйти, значит, внутри он дошел до точки невозврата. Значит, желание уйти и начать новую жизнь становится настолько сильным, что ты готов причинить боль дорогому тебе человеку.

Я верю, что мама с папой действительно нежно привязаны друг к другу. Невозможно не привязаться, когда столько лет вместе, и в этом «вместе» есть много хорошего, не только плохое.

Но он все равно уходит от нее. Потому что желание любить кого-то другого, любить на самом деле, а не быть нежно привязанным, превозобладало, невзирая на годы, чувства и обязательства.

Я ведь собираюсь жениться на этой женщине. Но люблю ли я ее той любовью, о которой говорил сегодня отец?

Нет, допускаю, что он и сам порядком запутался. Кризис среднего возраста, недовольство собой и все в этом духе, что можно оправдать высоким чувством.

Но это ведь не отменяет того факта, что я больше не схожу с ума по той девочке, которую увидел в институте. Я больше не считаю ее идеальной, наоборот, вся ее идеальность кажется мне теперь ненастоящей. Я действительно верил, что раз она рациональней меня, то стоит прислушиваться и делать, как она говорит.

Но только где в этом всем теперь я? Где? Я снова вспоминаю слова Марка о том, что жена будет кроить мужа под свой лад. И кажется, меня перекроили еще до свадьбы. И я сам виноват, сам позволил. Просто…