– Колючий, – Жанна уменьшила громкость до шепота. – Об тебя карандаши точить можно.

– Я собирался на даче побриться, но…

– Бедненький мой, небритенький. Писатель мой, гений мой непризнанный… – ничем не сдерживаемая любовь была в ее губах. – Ты кушай, не обращай на меня внимания. Я только посижу чуть-чуть у тебя и успокоюсь.

– Какой я писатель! – откликнулся он невпопад. – Не печатаюсь… Кому я нужен?

– Мне! – обдала она его одуряющим жаром, явно не собираясь успокаиваться. – И вообще, кончай комплексовать. Ты талант, я тебе даже иногда завидую. Особенно, когда ты где-то там, в облаках. Я-то ни на что не способна, дура… Кстати, почему тебя не печатают? А в «Русских горках»? Первая публикация, не все же сразу.

Теперь она говорила с неожиданной серьезностью.

– Подумаешь, в газете напечатали, – он скривился.

– Зато в Москве. Популярная, кстати, газета. Два месяца печатали, с продолжениями!

– И повесть дерьмо. Самое старье взяли.

– Зря ты на кафедре никому эти газеты не показал, к тебе бы по другому относиться стали.

– Я и дома никому не показал, даже брату. Позорище… Жан, ну чего ты меня терзаешь?

Он кокетничал. Он жутко комплексовал в своей непризнанности, это было видно невооруженным глазом. Бедненький… Взять его в ладони, встряхнуть, прижать к груди. Она сделает его большим и настоящим, иначе зачем жить?.. Жанна рассудительно сказала:

– Ты гонорар получил? Получил. Перестань дурить, первая публикация состоялась.

– Гонорар! – он саркастически хохотнул. – Я этими переводами нашу почту замучил, они там меня, наверное уже запомнили. Каждые полмесяца – извещение… Смех, а не гонорар.

Жанна погладила его раскаленными пальцами. По лбу, по щекам, по шее. Потом, расстегнув ему пуговицы рубашки, обожгла прикосновениями живот. Потом там, где он нестерпимо ждал. Игорь закрыл глаза. Она лизнула его за ухом:

– Пошли снова на диван.

Тогда он попытался встать с ней на руках, и она со счастливым ужасом закричала:

– Ненормальный! Надорвешься!

Все-таки он встал. Бесформенная тень на стене устроила сюрреалистический танец. Нежность жаждала освободиться. Диван был рядом – достаточно шага, чтобы прекратить пытку.

Но вечер еще не собирался кончаться.

Со двора донесся гулкий звук. Короткий металлический хлопок – будто выстрел. Бум-м. Танцующая тень распалась на две. Непрошеные наблюдатели, отпустив друг друга, мгновенно телепортировались к окну.

Там был мужчина – один из тех, предыдущих. Он горбился над чем-то квадратным, неопрятно-темным, уныло лежащим под его ногами. Из-под арки выбегал второй мужчина. Оказавшись рядом с первым, тоже сгорбился, даже на корточки опустился – помогать. Они явно что-то собирали с земли, и при этом не слышно, но очень выразительно двигали губами.

– Коробку уронил, – с ненавистью прокомментировал Игорь. – Нес, нес и грохнул, идиот.

Жанна не откликнулась.

– Не могу больше, надоело, – продолжил он тогда бурлящим голосом. – Пошли отсюда. Разбудим охрану, и нас выпустят. В крайнем случае после праздника выговор влепят, максимум. Ну, завкафедрой еще полмесяца будет косо смотреть. Кстати, что мы здесь завтра целый день будем делать? Ну, я бы методичкой занялся, ну, с голодухи столовую бы ограбили…

Неизвестные личности во дворе уже прекратили ползать по асфальту и, подняв коробку, осторожно тащили ее вдвоем.

– Да прав ты, прав! – сказала Жанна и отодвинулась. – Только, по-моему, лучше не к проходной идти, а сначала к дежурному. Наверняка это свой человек, инженер какой-нибудь вроде тебя.

Игорь остудился сразу: он не выносил, когда Жанна отодвигалась.

– Извини, чего-то я разозлился не по делу, – признал он. – Хорошо, пошли к дежурному. Вместе или как?