Первое, что в этом человеке бросалось в глаза, – абсолютное монаршее величие. Аристократическое высокомерие сквозило в чертах лица, и спутать его с обычной самоуверенностью было невозможно, хотя и эта черта присутствовала в характере в избытке. Чего стоила одна лишь резкая линия подбородка! Скорее всего впечатление создавалось благодаря глубокой убежденности принца в собственном всесилии: он явно не допускал, что мир способен ослушаться и отказаться вращаться исключительно по высочайшей команде. Уж ему-то наверняка ни разу в жизни не приходилось заниматься теми делами, которые Кейт считала вполне обыденными. Самым тяжелым и неприятным, конечно, оказался опыт непосредственного участия в появлении на свет теленка.

Принц мог не беспокоиться о том, что в этот момент в его комнате заперты три маленькие, дурно воспитанные собаки.

Он…

Мисс Долтри положила в рот очередной кусок рыбы.

– И о чем же вы так упорно думаете?

Бархатный голос прозвучал глубоко, а заметный акцент придал обычному вопросу экзотические нотки.

– О рыбе, – неискренне ответила Кейт.

Принц сразу почувствовал обман. В глазах вспыхнули насмешливые искры.

– Готов поспорить, что обо мне.

Английская душа бурно воспротивилась невиданному иноземному нахальству.

– Если вас это порадует, то да – я действительно думала о вас.

– Отвечаете точно так же, как мой дворецкий.

– Неужели Бервик – англичанин?

Вопрос явно вызвал интерес.

– Нет. Он вырос вместе со мной: знаю его всю жизнь, – но что же изменилось бы в том случае, если бы он вдруг оказался англичанином?

Кейт пожала плечами.

– Мы никогда не спрашиваем людей, думают ли они о нас.

– Что же в этом плохого? Поскольку британское воспитание не позволяет вам задать вопрос, скажу сам: да, я думал о вас.

– Невероятная честь! – Кейт постаралась вложить в комментарий всю холодность, с которой разговаривала с булочником, после того как тот попытался ее обсчитать.

– Какой интересный парик, – заметил его высочество с лукавой улыбкой. – Фиолетового не доводилось видеть еще ни разу.

– Должно быть, редко бываете в Лондоне, – небрежно отозвалась Кейт. – И в Париже. Цветные парики сейчас в моде.

– Предпочел бы увидеть вас вообще без парика.

Кейт попыталась сдержать возмущение, однако ничего не получилось.

– Не понимаю, с какой стати собственное мнение относительно моей прически кажется вам достойным внимания. Это так же странно, как если бы я вдруг проявила интерес к вашим волосам.

– А разве мои волосы вас не интересуют?

Самодовольство этого человека перехлестывало через край. Кейт ощутила бессильное и оттого еще более острое раздражение. Принц ни на миг не сомневался во всеобщем поклонении.

– Нет, не интересуют, – просто ответила она и подняла взгляд. – Волосы остаются не больше чем… волосами, пусть даже немного взлохмаченными и слишком длинными. Но приходится делать скидку на полное отсутствие интереса к моде и редкие визиты в столицу.

Принц рассмеялся: как-то по-особому, совсем не по-английски – как будто акцент распространялся даже на смех.

– А во время нашей первой встречи мне показалось, что они совсем вам не понравились. Ну а теперь, мисс Долтри, позвольте считать тему причесок исчерпанной и спросить, какое впечатление произвел на вас Ланкашир.

– О, здесь очень красиво, – восхищенно ответила Кейт и, не сдержавшись, полюбопытствовала: – А у вас дома, в Марбурге, пейзажи совсем другие?

Разумеется, собеседник улыбнулся. Должно быть, решил, что она поступила предсказуемо и сразу перевела разговор в более безопасное русло. Кейт посмотрела с легким осуждением, хотя и не верила, что посыл достигнет цели. Люди подобного склада обычно не замечают ни иронии, ни презрения.