Вот только перед самым началом торжества тетушка Варвара устроила совершенно неуместную сцену, чем испортила нам настроение, правда, ненадолго.

Как хозяйка дома, она поочередно приветствовала гостей словами «добро пожаловать», нашла поэтичные слова благодарности для каждого, а затем покрыла лицо черным тюлевым платком и зарыдала. Мы удивленно переглядывались, не понимая, что с ней.

Стематула и Марьянти под руки отвели тетушку к умывальнику и помогли ей умыться, прикрыв накрахмаленный воротничок ее платья салфеткой, чтобы он не намок.

Через некоторое время тетушка успокоилась и со смущенным видом вернулась к столу. Чтобы не пачкать тюлевый платочек, она вынула из кармана юбки другой платок и, утерев нос, поведала причину своих внезапных слез:

– Если бы Кегам был жив, он сейчас был бы среди нас. Тридцать лет назад моя мать намеревалась устроить пир по случаю нашей свадьбы, но он умер. Мы жили в достатке, трех овец специально откармливали ягодами и листьями винограда, чтобы угостить бедняков. Великий Аллах не сжалился над Кегамом, хотя тот был так молод. Но он должен был пожалеть бедняков церковного квартала.

Гости сидели со скучающим видом и бормотали скороговоркой: «Что делать, смерть в руках Аллаха. Всем нам предстоит умереть», желая закончить разговор как можно скорее. Но тетушка не понимала общих настроений и продолжала рассказывать, как увидела возлюбленного в гробу.

Собравшиеся не слушали ее. Покойный Кегам стал нежданным гостем на вечере и решил блеснуть: загубить застолье и испортить всем настроение.

К счастью, отец Хрисантос был большим знатоком во всем, что касается смерти. Он встал, и невидимый, но преисполненный неземной гармонии голос с вершины его грузного тела произнес небольшую проповедь: «На все воля Господа. Не следует беспокоить мертвых в могилах. Если мы упоминаем умерших не в молитве и не в дни поминовения, мы заставляем их кости гореть, словно в адском пламени».

Проповедь произвела впечатление не только на тетушку Варвару, но и на всех нас, так, что волосы встали дыбом. Я видел, как Марьянти, которая стояла за пределами светового пятна вокруг стола, крестится в темноте, а лицо остроносой Рины в крайнем волнении вытягивается все больше.

Каймакам понял, чего добивается священник, и вставил пару значительных реплик:

– А наша религия полностью запрещает траур. Ведь это есть «сомнение в воле Аллаха».

После таких слов тетушка Варвара совершенно растерялась и была повержена.

Каймакаму и отцу Хрисантосу быстро удалось вернуть веселье за стол. Каймакам пил ракы, священник – вино, а старый больной староста не имел возможности присоединиться к ним и довольствовался мятной водой, бокал с которой он поднимал и опускал вместе со всеми.

Лефтер-эфенди примешивал к мятной воде немного обычной, чтобы создать легкую мутность цвета, присущую ракы. Тетушка Варвара, в хозяйстве которой, как в аптеке, было все, предложила:

– У меня есть анис, Лефтер-эфенди, я могу растолочь ложкой и принести, хотите? Мятная вода будет больше похожа на ракы…

Квартальный староста поначалу обрадовался, посчитав, что нашел новый способ утешиться для тех, кто отказался от ракы. Но, отпив пару глотков мятной воды с анисом, он с отвращением поставил бокал на стол и испуганно сказал:

– Сегодня я уж выпью бокал настоящего ракы за всех присутствующих. Не умру же я от одного бокала… Но прошу вас, мадам не должна знать.

Тетушка Варвара обрадовалась, что староста дал повод для шантажа:

– Как можно, – сказала она, – я держу рот на замке.

Погрозив девушкам пальцем, она добавила:

– Если вы разболтаете мадам Ангелики или кому-то еще, что Лефтер-эфенди пил ракы, я вам рты разорву до самых ушей.