Клемент на некоторое время потрясенно замер, никак не ожидая такой реакции от подозрительного ко всем и ко всему императора. Цезарь даже дрожать перестал, полный праведного гнева. Просто поразительно, насколько сильно Корнелий владел всеми его помыслами.

Нерва тут же поднял испорченный свиток, аккуратно разгладил его и принялся с интересом читать, становясь мрачнее с каждым мгновением. Он, в отличие от Домициана, не понял о ком идет речь, но также, как и второй консул склонен был доверять суждениям Клемента Аррецина. По его мнению, ни разу в жизни Клемент, обладающей огромными возможностями, знающий все и про всех, никого не обвинил напрасно.

– Не стоит разбрасываться доказательствами, мой государь, – сказал Нерва, закончив чтение, – Да, у нас есть только просьба парфянина, но то, как уверенно она выражена здесь, говорит о многом. Этот купец не ждет отказа. Он просто уведомляет о своем желании и собирается прибыть в назначенный день и час за товаром.

– У меня есть свои люди на вилле Вирея, – проговорил префект Рима, – Я сам готов отправиться туда, если потребуется, чтобы своими глазами убедиться в преступных намерениях ее хозяина или в его полной невиновности. Поверь, мой цезарь, я больше, чем ты хочу понять правду.

– Вилла Вирея? – изумленно выдохнул Азиний Аттратин, отбирая письмо у благородного сенатора. Он начал понимать о ком ведется речь.

Вслед за ним и другие сенаторы, осведомленные о владельце вышеназванной виллы, принялись ахать, обсуждая услышанное. Письмо торговца стало переходить из рук в руки, у всех вызывая самые различные суждения.

Домициан обессиленно опустился на трон. Противоречивые чувства боролись внутри, мешая ясно мыслить. Он вспомнил вдруг, как однажды тот же самый Клемент Аррецин совершенно незаслуженно обвинил Корнелия в связи с императрицей, в другой раз придумал ему срамную болезнь. Но тогда это были только слова, а сейчас слова подтверждались проклятым письмом.

– Вот это мои соглядатаи достали из очага в доме покойного префекта анноны, – продолжал Клемент Аррецин, протягивая Домициану свои художественные заготовки, – К сожалению жалкие клочки – все, что удалось достать, но по моему разумению это обрывки целого письма. Текст здесь предельно ясен, также как подпись и дата.

Взгляд Домициана послушно метнулся к подписи, потом быстро пробежал оставленные специально для него Клементом несколько строк. Сенаторы внимательно следили, как бледнеет лицо повелителя Рима, как потом внезапные пятна гнева сменяют на нем мертвенную бледность.

На этот раз Клемент все правильно рассчитал. Откровения Корнелия задели императора за живое. Теперь успех следовало как-то закрепить. Только бы подобрать правильные слова.

– Я понимаю, что обаяние Виртурбия может вскружить голову кому угодно, – проговорил префект Рима негромко, так, чтобы как можно меньше присутствующих слышали его, – Недаром римские красотки прозвали мальчишку Купидоном. Ты, мой государь, находясь во власти его странных чар, готов был простить ему многое, но такое явное пренебрежение твоей царственной особой, которое звучит в каждом слове его послания сестре – не слишком ли это? Теперь ты сам можешь видеть, как мало он ценил твое внимание, как сильно вознесся в своей гордыне. Честолюбивые мечты дерзкого юнца похоже завели его слишком далеко. Он уже видит себя повелителем всего сущего.

– Этого просто не может быть, – прошептал император совершенно потрясенный всем увиденным и услышанным, – Как он мог? Как мой милый мальчик посмел так нагло замышлять измену?

Клемент поморщился от слов «мой милый мальчик». Даже уязвленный в своих лучших чувствах, Домициан продолжал называть наглеца этим сладким прозвищем.