Он встал и, не договорив, спросил:

– Вы будете чай с травами?

– Только, если можно, без них, – попросила я. – Травы расслабляют. Сразу хочется спать, а сон для меня пока – непозволительная роскошь…

– А как же с рецептом Грина? – улыбнулся он. – «Красивые девушки должны много есть и много спать»?

– Тогда они потолстеют, – рассмеялась я.

– В вашем возрасте хороший сон – необходимость.

– Пока я работаю, ночь – единственное время, когда я могу все разложить по полочкам, – призналась я. – За день моя голова поглощает столько информации, что на это действо у нее просто не хватает времени и сил. А ночью, когда я не обременяю ее новыми данными, она вполне может заняться ее переработкой.

– Зачем вы выбрали такую профессию?

– Я ее не выбирала, – пожала я плечами. – Она меня выбрала сама. Я собиралась работать переводчицей. С французского. Но судьба распорядилась иначе! Теперь один мой знакомый следователь утверждает, что талант детектива у меня от бога, хотя я ему не очень-то верю. Самой себе я кажусь довольно бестолковой особой. Но он утверждает, что у меня очень сильно развита интуиция.

– И сейчас, надо думать, она вас решила обмануть?

– Почему?

– Вам она подсказывает, что мой сын не убивал Марию. Она вас обманывает, – тихо и мягко повторил он.

– Я видела его. Я видела его глаза…

– И боль в них, – кивнул он. – Я сейчас вас разочарую. Эта боль в его глазах уже давно. Так же, как и нежелание говорить ни с кем, кроме Сашки.

– Сашки? – переспросила я. – Его сына?

– Нет, дочери, – сказал он, улыбаясь. – Мою внучку зовут так же, как и вас. Александрой. Мальчика – Павликом. Игорь и Маша назвали их в нашу честь. Маша… Она ведь нас очень любила. И мы любили ее. А в том, что с ней произошло, тоже виновен Игорь. Он слишком буквально понял совет Диогена «учить свою возлюбленную тому, что знает и чувствует сам». Иногда свобода, живущая в тебе, оказывается непосильной ношей для близкого тебе человека. Так получилось и здесь – Машина душа не смогла справиться с чувствами, которые подарил ей Игорь. Она сломалась, потому что… Впрочем, если вы познакомитесь с ее родителями, поймете, о чем я сейчас пытаюсь вам сказать. Если птицу всю жизнь держали в клетке, она погибает на воле. Она не знает, как себя вести. Это случилось с Машиной душой. Она сломалась. Она не выдержала и сломалась, точно так же, как ветка ломается под поцелуем ветра. Игорь был этим ветром, ибо мой сын умел оставаться свободным в любых условиях! И этому же пытался научить всех – Машу и детей.

– Почему вы говорите о нем в прошедшем времени? – спросила я.

– Потому что человек, опустившийся до убийства, для меня перестает существовать, – сурово ответил он. – Я предпочитаю думать теперь о своем сыне, как об умершем…

* * *

Его приговор был вынесен – я понимала, что мои попытки заставить его усомниться в вине собственного сына обречены на провал, и все-таки его суровость вызвала во мне протест.

Все уже было решено за Игоря.

А я не хотела с этим смириться. Человек, возлюбивший свободу, был таким же, как и я. Я не могу вам объяснить, как я определяла своих «братьев по разуму». Но там, в глубине глаз этих людей, жила готовность даже на Голгофе крикнуть вместо ожидаемого «Пощады!» – «Свобода!». Это внутреннее чувство, не имеющее ничего общего с анархией, которую наше «большинство» путает с истинной свободой, им недоступно. Это не укладывается в их голове. Это слишком сложное чувство. А разница-то очевидна – за анархию убивают, а за свободу предпочитают умереть.

Игорь сейчас предпочел смерть. А я не могла с этим смириться. И вот он вам, ответ: «Почему Саша Данич не могла представить себе Игоря в роли убийцы». Свободный человек никогда не станет убивать. Он предпочтет погибнуть, это да. Но убийство – это из «другой оперы».