У отца были другие, о ком ему доставляло удовольствие заботиться, и ради них он готов был бросить все свои самые важные дела – Мадлена в их число войти не смогла, как ни старалась. На первом месте всегда был её старший брат – красивый улыбчивый юноша с поразительными кудрями, завивавшимися крупными кольцами и поблескивавшими на свету, точно вороново крыло. Он был личной гордостью отца. Вторым по важности шёл тави, последние лет семь где-то пропадавший, а теперь появившийся вновь, но не соизволивший даже разок заехать к регенту. Валакх все равно нет-нет, да и вспоминал про него, особо выделяя нужды именно его крепости.

Дочь.... Ну, она присутствовала. «Впрочем, нет,– мелькнула в голове Мадлены мысль,– стоило говорить «старшая дочь».»

Невысокая, неказистая простушка, которая даже в дорогих одеждах с трудом могла сойти за дочь высокородного аристократа и одного из самых сильных валакхов среди известных, Сейрен привлекала людей своей открытостью, добродушием и чувством юмора, которыми её при рождении сполна наделили боги – неважно, какие, хоть Первородные, хоть Птица лично. Ни на что толком не претендовавшая, она даже не могла полноценно называть себя дочерью регента: Айорг не помнил матери этой девчонки, сколько та ни пыталась ему объяснить.

Просто в один день десять лет назад Сейрен оказалась на пороге дворца, рыдавшая горючими слезами и сквозь них пытавшаяся рассказать, что матушка от неё отказалась и послала к отцу.

О, этот день Мадлена запомнила навсегда – она больше никогда не видела такого отвращения на отцовском лице. Тогда девушка надеялась, что отношение такое, какое было к ней, перекинется на младшую, что эту мартышку вообще не пустят на порог, но Айорг, пусть и кривился, разрешил девчонке остаться. Когда подросла, определил её принцессе Офре в помощницы, а та была и не против, как-то резко забыв про Мадлену, с которой общалась гораздо дольше.

Мадлена надеялась, что Сейрен возьмёт на себя её бремя, пришедшая из ниоткуда, возможно, вообще не приходившаяся им роднёй. Надеялась, что появится шанс получить побольше любви – не столько, сколько получал брат, с ним тягаться не приходилось – но хоть немного больше обычного.

Судьба любила разбивать надежды на тысячи мелких кусочков. Хотя бы брат редко появлялся, заезжавший в лучшем случае раз в пару лет, чтобы проверить, все ли живы и нет ли каких занятий на его совесть. В основном он пропадал в Геенне, и в ответ на замечания об этом Айорг мог только ворчать что-то о неразборчивости старшего, а Мадлена пользовалась известным ей способом лишний раз заставить валакха щериться, как увидевший воду кот.

– От того, что смотришь в окно, знания не появятся.

Мадлена с фырканьем посмотрела на массивного ворона, спавшего прежде на стойке, сделанной специально для него. Ноктис тоже был отцовским любимчиком, и вызывал этим самым неприязнь к себе, порой смягчавшуюся: с девушкой нянчился с её первых дней. Он был прекрасным компаньоном и её матери, пока та вдруг «при странных обстоятельствах» не отказалась от дочери и не сбежала, оставив её на попечение своего возлюбленного и его сомнительного вида подчинённых.

Мадлена знала, какими были эти обстоятельства, но о своей осведомлённости никого не оповещала: ей было вполне спокойно жить в мире, где все полагали, будто она не понимала, что настоящей матери у неё никогда и не было.

Её родители остались где-то далеко, в захудалой деревне, откуда Айорг Гессе обманом забрал девочку, и, возможно, жили дальше, нарожав ещё детей, а может и умерли в одиночестве – конкретикой Мадлена не интересовалась. Женщина, с которой на момент появления девочки Айорг состоял в отношениях, пыталась найти к ребёнку подход, ругала за отношение к ней валакха, но из этого ничего не выходило. Более того, раз за разом несчастная только подливала масла в огонь ненависти к себе. Все закончилось донельзя плачевно, и Мадлена до сих пор порой вспоминала последнюю ссору отца с той женщиной, помня то, что вообще не должна была увидеть.