– Давай же, давай, луна! Поторапливайся! – снова прошептала она.

Пункт «Г» занял гораздо больше времени, чем она рассчитывала. Она принялась нетерпеливо постукивать пальцами о борт шлюпки, словно это могло заставить луну поскорей появиться в небе.

Верт вдруг ударил по дну хвостом. Берегиня перестала постукивать по шлюпке. Вдали, на берегу, виднелись две низкорослые пальмы сабаль. На одной из них было гнездо, в котором спала чайка по имени Капитан – один из местных обитателей.

Очередной порыв ветра ударил Берегине в лицо.

Капитан! В том, что случилось сегодня, была и его доля вины. Разумеется, главными виновниками считались крабы. Но и Капитан внёс свою лепту. А теперь он мирно спал себе в уютном гнезде под пальмовыми листьями.

Под пальмой сабаль белела скорлупа устричных ракушек. Из-за дюн раздавался гул волн, которые бились о волнорезы. Дюны образовывали кольцо вокруг Ключа. Пруд связывал с заливом узкий канал, прорезавший дюны. Вода в нём убывала во время отлива и прибывала с приливом. Берегиня ждала, когда канал наполнится водой и откроется путь в море. Пруд и канал, ведущий к морю, у жителей Устричного шоссе назывались «Ключ».

Здесь, на Устричном шоссе, покрытом ракушечной скорлупой, возле дюн и волнорезов, возле заросшего спартиной солёного пруда с илистым дном, жили самые дорогие для Берегини люди: Синь, и Доуги, и месье Бошан (и все они были на неё сердиты), а ещё зверьё: Верт, и Синдбад, и Капитан, и Второй (но эти на неё не сердились).

Здесь не было только мамы – Мэгги-Мэри.

За все десять прожитых Берегиней лет она не знала и не видела ничего другого, кроме этого маленького мирка. Это был её мир, где жили Синь, и Доуги, и Верт. Здесь по прибрежному песку расхаживали длинноногие кулики-песочники, здесь водились морские ежи – целая выставка ежей была у неё в комнате, на подоконнике. Здесь, за волнорезами, покачивались на волнах рыболовецкие суда, и их сети трепетали в воде, словно крылья стрекоз.

Вот он, знакомый и родной мир, который она разрушила.

Вокруг царила непроглядная тьма. Хотя небо было усыпано звёздами, они почти не давали света. Глаза Берегини уже привыкли к темноте, но всё же ей хотелось, чтобы стало посветлее. Где же, ну где эта неспешная луна?

Вот если бы перед выходом ей удалось взглянуть на расписание приливов, которое сделал Доуги… Впрочем, даже если бы ей пришла в голову эта мысль, когда она выходила из дома, всё равно она не пошла бы к Доуги. Ведь он тоже сердит на неё, хотя и уверял, что вовсе не сердится. Но это была неправда, он конечно же сердился. Она сама виновата в этом. А также виноваты Верт, Капитан и Второй. Да-да, они тоже виноваты, да ещё как!

Берегиня глубоко вздохнула. Даже если бы она вспомнила про расписание, то всё равно она ни за что не стала бы просить его у Доуги, потому что она была уверена, что он не хочет её видеть.

И тем не менее жалко, что она не могла посмотреть расписание. Когда точно знаешь, сколько осталось времени, ждать становится гораздо легче.

Берегине это было точно известно. Она кое-что знала про ожидание.

Устраиваясь поудобнее на деревянной скамейке, она почувствовала, как деревянная статуэтка в заднем кармане врезалась ей в бедро.

Вообще-то она не собиралась брать с собой Йемайю, но как раз в тот момент, когда она тихонько пробиралась к двери, чтобы неслышно выскользнуть из комнаты, её взгляд упал на маленькую фигурку. Рядом с ней стояли ещё шесть статуэток. Всего их было семь. Счастливое число. Семь мерлингов. Всех их сделал из дерева месье Бошан.

– Возьму-ка я вас с собой – на счастье, – прошептала Берегиня и сгребла шесть статуэток в старую коробку из-под туфель, а седьмую, Йемайю, свою любимицу, спрятала в задний карман джинсов.