Шляхтич кивнул.

– Добрая мысль. Пусть Янка все принесет, за щедрым столом и байки баять веселей. Чревоугодием никогда я не тешился, но раз у нас речь зашла о временах давних – то подкрепиться будет не грех….

Комиссар призывно махнул рукой – тут же у стола объявился содержатель постоялого двора. Почтительно выслушав распоряжения своего гостя, он молча поклонился и тотчас отправился в погреб, на ходу вполголоса отдавая распоряжения подскочившему ключнику. Через несколько минут на столе у комиссара и шляхтича появился чеканный полуштоф с мёдом, десяток оловянных тарелок со всякой снедью, глиняный кувшин с водой, и разлапистая старинная ендова со сбитнем – после чего Янка так же беззвучно исчез.

Комиссар обвел рукой вновь ставший изобильным стол:

– Прошу вас, пан Славомир, не отказать в приглашении немного порадовать себя едой и питьём. Прошу покорно отведать, что нам Бог и хозяин этого приюта послал…. И жду ваше повествование – во времена Наливайкового рокоша я только ходить учился, Димитриаду застал хилым юнцом, в шведском походе пана гетмана Ходкевича состоял в посполитом рушении, но штурм Пярнова видел лишь издалека, а в последнюю войну с Москвой исполнял службу при посланнике Речи Посполитой в Саксонии, так что, сами понимаете, все мои знания о тех временах – весьма неполны.

Шляхтич кивнул.

– Сердечно благодарен за угощение, не премину от всех яств хотя бы по кусочку испробовать – вижу, тут и маслята с солёными рыжиками, и мочёная брусника, и квашеная капуста, и полотки гусиные, и вяленая щука, и ещё всякой всячины¸ изобильно даже сверх меры… О таком столе мы в Путивле в осаде и мечтать не могли! Ну да это сказка давняя, попозже я вам её поведаю… А начать свой рассказ я, если пан позволит – хочу со времен совсем старинных, о которых только Метрика Литовская поминает…. А иначе никак нельзя!

Комиссар кивнул.

– Как вам будет угодно, пан Славомир, это справа ваша, вы рассказчик – вам и решать, с чего начинать, а чем заканчивать…. Мёду позволите вам долить? – и, не дожидаясь ответа, добавил в кубок шляхтича добрую сороковку густого янтарного напитка.

Шляхтич поднял кубок, полюбовался отчеканенными на нём сценами охоты на кабана – и, едва пригубив, поставил на место.

– Добрый мёд. Но хмель нам нынче не союзник – память моя уже не та, могу что-нибудь и пропустить.

– Как вам будет угодно, пан Славомир, как вам будет угодно…. – Межевой комиссар тоже лишь пригубил из своего кубка, весь обратясь во внимание.

– История, как я вам уже сказал, пане Стасю, достаточно древняя. Что-то я знаю от отца, что-то – от его товарищей по дворовой хоругви, что-то – от старых челядинцев, иное – от дворовых людей разных служилых бояр князя Василия, ну а что-то и из хроник, благо, читать я выучился довольно рано, за что благодарен своей матери, урождённой Свентокшицкой… Она скоро нас оставила, мне не исполнилось и десяти – но сделала для меня всё, что надлежит матери, и образ её я по сию пору храню в сердце.

Отец мой, литовский шляхтич Павел Веренич, владел застенком Стахово, что в двенадцати верстах от Пинска. Владение это давало ему от силы полторы копы грошей в год деньгами и оброк, которого едва хватало на прокорм семьи – посему он был несказанно рад, когда пан Бартош Годлевский, исполнявший при его милости князе Василии должность киевского подстаросты и ведавший набором в надворную хоругвь князя, предложил ему место казацкого десятского с жалованьем в шесть коп грошей в год, стол и обиталище. Обручился он с моей будущей матерью в тот год, когда сейм княжества включил Инфлянты в состав Литвы, а свадьбу они сыграли аккурат накануне начала войны с Москвой. Тогда его милость князь Василий в Литву не двинулся, битва при Чашниках прошла без русских хоругвей Киевского и Волынского воеводств – что, правду сказать, ничего не изменило, князь Роман Сангушко тогда сумел разбить войско Оболенского.