– Воля твоя, расскажешь мне потом об этом эликсире. Я всё равно воздержусь от этого дара.

– Почему?

– Потому что я ношу под сердцем ребёнка, а в такое время лучше не принимать ничего неизвестного, будь оно тысячу раз святое и чудодейственное.

Папа согласился с её доводами, а следующего прихода отшельника стал ждать уже с нескрываемым любопытством. На следующий день старец явился снова, и слуги Мароции вновь подтвердили, что неотлучно были при нём и, кроме воды, поданной ими самими, он ничего не принимал. Между тем и папа, и сенатрисса заметили, что два дня воздержания от пищи ничуть не подорвали силы Последнего из рабов Христа, походка его была тверда и уверенна, глаза смотрели спокойно и умиротворённо, речь его была по-прежнему складной и звучной.

– Довольно испытаний, нам надлежит просить у вас и ваших братьев прощения. Поймите же нас, брат мой, и простите подозрительность нашу. Времена наступили сложные, ещё недавно никто и в мыслях не мог представить себе, что кто-то из христиан может покуситься на жизнь преемника святого Петра. Сейчас же мы вынуждены быть осторожными, как и прочие рабы Господа, наделённые по Его воле светской властью.

– Я понимаю вас, брат мой Лев. Примите же дар мой и используйте его так, как повелевает Господь наш! Да исполнится воля Его, ибо Он знает, чему должно быть, а иному да воспротивится! – ответил отшельник, в точности повторив фразу, сказанную им при первой встрече, и протянул папе заветную пиалу.

Немного спустя Мароция встретила папу Льва на вечерней мессе. Папа был настолько энергичен и жизнерадостен, что все последние страхи Мароции рассеялись как дым. Лев рассказал, что чувствует в себе необыкновенный прилив сил, от которого готов свернуть горы, и даже по секрету признался ей, что весьма сожалеет о том, что Мароции сейчас не до утех. Сенатрисса и в самом деле чувствовала себя неважно, поэтому не осталась на ужин в папском дворце, а предпочла уединённый вечер в своей любимой башне Ангела.

Однако уже через пару часов в ворота башни тревожно застучал гонец из Ватикана, который сообщил ей, что во время ужина папе внезапно сделалось дурно, лицо его покрылось пугающего вида багрянцем, а из носа потоком хлынула кровь. Мароция спешно засобиралась во дворец, попутно приказав Альбериху и его милиции задержать всех тех, кто встречался с папой за последние три дня, в том числе и последнего из рабов Иисуса.

Мароция прибыла в папский дворец слишком поздно, как раз в тот момент, когда кардинал-епископ Остии стучал папе по лбу и произносил сакраментальное: «Лев, ты спишь?» Лекари, немедленно допрошенные Мароцией, в один испуганный голос подтвердили ей, что с папой случился внезапный апоплексический удар, а признаки отравления не обнаружены. Мароция, не доверившись их словам, самостоятельно хладнокровно осмотрела труп, но была вынуждена согласиться с мнением лекарей.

И все же в её голове никак не укладывалось, что молодой, полный сил, в чём она убеждалась самолично, и никогда не жалующийся на здоровье Лев вот так вдруг мог закончить свой жизненный путь. По её требованию была проведена ревизия всех кухонных запасов дворца, тщательно осмотрены и проверены все многочисленные подарки, ежедневно поступающие в Ватикан от благодарной паствы, в том числе и тот самый эликсир, подаренный отшельником. Но ни один раб их числа тех, кого заставили перепробовать всё съестное из папских запасов, не умер, и никто из них не пожаловался на недомогание, пробыв всю ночь возле зажжённых факелов и свечей из папской опочивальни.

На протяжении всего этого времени вокруг Мароции беспрестанно кружила папская свита, всё более убедительным тоном жужжавшая о свершившемся Божьем промысле. Мароция под конец уже и сама почти уверилась в этом, придя к выводу, что её любовник, водрузивший себе на голову тиару, вызвал немедленный гнев небес, и её саму будет ждать подобная же участь, если она промедлит с покаянием и не возблагодарит щедрыми подарками верных слуг Господа за терпение Его. Однако невероятный циник в душе её вовремя подсказал, что прежде чем горевать и каяться, надлежало как можно скорее провести выборы нового папы, пока в Рим не потянулись священники североитальянских городов, в большинстве своём представляющие власть короля Гуго. Сразу после утренней мессы она вызвала к себе обоих сыновей, сенатора Раймунда Габриелли, осуществляющего при юном Альберихе фактическое управление городской милицией, а также Гвидона, кардинала-епископа Остии, согбенного годами и опытом шестидесятилетнего старца, одного из немногих священников высшего сана, на которого Мароция могла положиться. На тот момент она решила не беспокоить пока свою младшую сестру, тем более что та, как и её младший сын, наверняка будет просить о вовлечении в предстоящий процесс своего друга Кресченция, которого Мароция откровенно не переваривала.