Народные приметы

Много ли, мало ли, но уже 43 года жила Россия по юлианскому календарю, царем-императором Петром I учрежденному.

Уже и год новый в январе встречать, а не в сентябре, как по-старому, да и месяцы именами новыми называть, да и время числить не на 17, а на 12 цифирей, немало потрудясь, приучились. Столицам-то российским в продвижении новшеств царские особы благоволили, а уж провинциальным городам да деревням всяким, по огромной земле российской раскиданным да снегом по половине года засыпанным, – как бог пошлет. Какой с них спрос, окромя платы за бороду небритую.

Жила семья Ванюшкина в Нижнем Новгороде. Выстроен город был по всем древнейшим правилам строительства, на сливе двух немалых рек: Волги и Оки. Стоял он на горе высокой, оврагами изрезанной, а по оврагам этим речки да ручьи поменьше текли. В городе этом кремль имелся каменный, от нападок злых ворогов как защита построенный, но особо не пригодившийся и потихоньку начавший разрушаться за ненадобностью и дороговизной его содержания для царской казны. Половина населения города жила в кремле, а остальные – по посадам. А всего – тысяч 10 человек.

Отец Вани бороду не сбрил, так как относил себя более к расколу, чем к новой вере, плату за бороду вносил в срок. А сколько нижегородцев тогда, да и после, себя в старой вере держали, так это только Богу известно. Нам их не счесть, да нам это и не надобно.

А надобно нам про церкви нижегородские рассказать, но не про каждую, а про ту, на которой часы-куранты имелись. Располагалась церковь та на Нижнем посаде, купцом Строгановым была построена и звалась в народе Строгановской. Сам царь-император Петр Великий в сей церкви побывал аж накануне своего пятидесятилетия и церковь эту взял да закрыл, а почему – одному ему и известно. Открыли церковь эту только после упокоения Его Императорского Величества. Церковь красоты невиданной, из красного кирпича да с белыми каменными наличниками, и нет среди наличников одинаковых – все разные. И были там часы удивительного устройства. Показывали они движение небесных светил, изменение лунных фаз, зодиакальные знаки и каждый час оглашали окрестность удивительной музыкой. Манили часы эти Ваню к себе не меньше, чем ручьи да кораблики по весне половодной. А гора, над церковью той возвышающаяся, различными деревьями поросла. Весь май (травень, по старому своему названию) вся гора эта в белом цвете стояла. То черемухой распустится, то вишней, то яблоней и ландышами да ветреницей меж них.

Уж больно нравился Ване черемуховый медовый аромат, разливавшийся по горе в самом начале мая. Пошел он как-то к церкви колокола послушать да духом черемуховым надышаться, расстелил зипунчик старенький, прилег на травку весеннюю, в небо смотрит да облакам удивляется.

Видит облако одно, на лодку похоже, да и небо не небо, а Волга-река. А лодок на Волге и не одна вовсе, а видимо-невидимо, да не все из них под парусом и с веслами, и бурлаков не видать. Подошел поближе к берегу Ванюша и диву дивится – лодки-то против течения плывут. Бесовщина какая-то. Стоит, смотрит, с места не сдвинуться – будто ноги в песке волжском утопли. Вдруг лодка одна к берегу подходит. Воткнулась лодка носом в песок, и с лодки ему рукой парнишка машет: «Иди, Вань, к нам сюда, да не бойся ничего». Говорит вроде понятно, русский стало быть.

И решился Ваня, в лодку ту запрыгнул. Осмотрелся. Мальчишки чуть постарше него. Одеты точно ряженые, а цвет одежд как уголь в темной печи краснеет. Все в фуражках, посередине слово какое-то написано. Был бы грамотный – прочел.