У него всё в жизни по-молдавански. Середина 80-х. Питер. Май. Пятый курс. Диплом написан. Живём в каюте: я, Саша (Искандер по-татарски), Бася Игорёк (герой романа «Будни лейтенанта Барсукова»), Тапп Валера и Верх. Каждый день после обеда нас отпускают в увольнение в город до 24 часов, а кому есть, где бросить кости на ночь, то до утра – сбывшаяся мечта с первого курса, хоть какое-то время в этой жизни побыть «гражданским». По широкой винтовой лестнице устало карабкаюсь на пятый этаж спального корпуса, где доживает свои последние дни 35-я рота – пятый курс третьего штурманского факультета ВВМУ подводного плавания имени Ленинского комсомола. Захожу в полупустую роту. Будущие офицеры-подводники разбежались, растворившись в петербургских колодцах – кто у законных жён на Петроградской, кто в женских заводских общагах, раскиданных в большом количестве среди пролетарских районов Обводного канала. Поесть домашней пищи, а после уснуть в объятиях любимой – идеал мирной жизни, ради которого мы готовы были терпеть любые лишения воинской службы.

Звук шагов гулко отскакивает эхом от стен, окрашенных грязно-синей масляной краской. Скрипучие полы. Маркс и Ленин, как всегда, вместе и смотрят куда-то в неведомую нам даль. Красная звезда, серп и молот.

Открываю дверь. Три двухъярусные кровати опрокинуты и свалены друг на друга к центру, матрасы на полу, постельное бельё перемешалось, подушки в куче. Наши тумбочки стоят вверх дном, исторгнув содержимое наружу. В правом дальнем углу на контрасте уголок порядка. Там обитает Верх. Он лежит на своей койке, подняв ноги на спинку и обвязав вокруг головы полотенце, как Домоправительница из мультфильма «Малыш и Карлсон».

– Что за пень, Верх. Ты зачем это сделал, вообще опупел? Что опять с тобой не так?

– У меня хандра, – никогда не понять, то ли он шутит, то ли всерьёз.

– Достали уже твои заскоки. Какого чёрта ты всё здесь перевернул?

И, главное, сам лежит среди бардака ровно!

На лице Верха начинают проявляться первые признаки получаемого удовлетворения – доставил собрату неприятность и радуется, что кому-то стало немного хуже. Фишка юмора, понятного только нам, курсантам, в том, чтобы по общепризнанным нормам проделка была по-дурацки глупой, предельно идиотской, до абсурда детской. Воинская служба 24/7 на самом деле непростая: сложное обучение, ответственная специальность, муштра, подчинение, дисциплина, – поэтому видеть во всём этом юмор было испытанным способом для поиска внутренних резервов, чтобы нести свой крест, как должно. Я ни в коей мере не злюсь на друга. Даже наоборот, в душе веселюсь идиотизму выходки собрата.

– Ну, ты и придурок, Верх. Давай убирай, – и начинаю приводить каюту в исходное.

Я – главный старшина, он – простой курсант, но звания, между нами, ничего не значат, мы все равны, когда вне строя.

– Сам убирай, на меня сплин напал.

– Сплин. Слова-то какие аглицкие выучил, – на губах Верха промелькнула тень улыбки – английский не был его коньком, – тебя Бася завтра убьёт за свою тумбочку, – говорю я, складывая без разбора обратно в хранилище Плюшкина бесконечно ценное имущество, нажитое непосильным трудом за пять лет обучения, а теперь усыпавшее весь пол приступом бесовской силы.

Через пятнадцать минут кубрик мною приведён в исходное состояние, всё это время Верх лежал, изображая из себя нервного больного. Я разделся, выключил свет и отрубился.

Поворочавшись с минуту на своей кровати, Верх вскочил и включил свет:

– Петруха, давай картошку сварим, – его улыбающееся во весь рот лицо нависло над моим.

– Игорь, как же ты достал. Ну, почему не поехал к Люсе? – у Верха была девушка, которую он скрывал от всех, и даже её имя, поэтому мы прозвали незнакомку Люсей.