После этого мой авторитет поднялся и со мной стали обращаться с уважением. Пригодились мне знания приобретённые в Институте Механизации Сельского Хозяйства. В Австрии, как и у нас помню, для молотьбы, на хутор привозили молотилку. Так, после косовицы и уборки, группа крестьян привезли молотилку к соседу. От моего хозяина пошла к ним старшая дочь – помогать. Вскоре вернулась, говорит, что машина испортилась и сосед послал свою дочь в город искать мастера. Пошёл я посмотреть, что случилось, ведь мужчин не было, были одни старики и женщины. Говорят, что вчера ещё молотилка работала на другом хуторе. При перевозке некоторые ремни снимали, а когда установили молотилку, мастер надел их и ушёл. Когда я запустил машину и подал сноп, его выбросило наружу. Проверив, заметил, что ремни были неправильно натянуты. Заменил их, проверил, запустил, всё пошло нормально и к вечеру, когда мы уже почти заканчивали, вернулась дочь соседа без мастера. Это был ещё один большой плюс для меня. Австрийцы – не немцы, и стали общаться ко мне с уважением и соседи. А тут ещё в один день, играясь с самой маленькой дочкой хозяина, говорил с ней по-немецки, а средняя услыхала и бежит к матери, кричит: «Мама, мама, Георг с Гретой говорит по-немецки!» Тут-то я и признался, что немецкий знал со школы. Удивились, но с тех пор у нас был общий язык для разговоров, а брат хозяина, который привёз из города библиотеку (спасая от бомбёжки) разрешил мне ей пользоваться. Петя, я ночами перечитал всё, что только мог. Был момент, когда мне было легче изъясняться на немецком, чем на родном языке.

Тем временем положение на фронтах для немцев становилось катастрофическим и они решили использовать формирования РОА – Русской Освободительной Армии под командованием генерала Власова, которую сформировали из бывших военнопленных – узников концлагерей, с заверением, что их никогда не пошлют воевать против своих (я, в своё время, их пропаганде и нажиму с угрозой не поддался). А в Чехословакии ситуация для немцев с каждым днём настолько становилась неудержимой, что они, нарушив уговор, бросили на восточный фронт части сформированные из бывших русских военнопленных. Младший и средний комсостав был из русских, а старший из немцев.

И вот, в один из апрельских вечеров 45-го года прибегает к нам полька (она с братом работала у соседа) и сообщает, что у них в доме сидят несколько офицеров в немецкой форме, но говорят по-русски и не смогу ли я прийти узнать, кто они такие. Управившись с делами по хозяйству, я пошёл. Их было четверо: один капитан, два лейтенанта и младший лейтенант. Познакомившись и осадив гонор капитана, долго с ними беседовал. Я им объяснил их положение так как я уже был хорошо информирован о происходящих событиях и о ситуации на фронтах. Брат хозяина привёз из города мощный многоволновой аппарат, замаскировали его на сеновале и я ночами слушал радио, даже войсковые передачи. На немецком, русском и английском. В конце концов, убедил ребят остаться. Дивизия, к которой они принадлежали, была расположена в лесу вдоль шоссе, которое шло на Чехословакию, а до границы было не больше 60-ти км., а там уже фронт. Я им объяснил, что они идут на верную смерть, так как по радио слыхал, что их в плен не берут, а расстреливают на месте. Таким образом они остались, а на рассвете дивизия ушла. Разместили их среди крестьянских дворов, укрыв до конца событий. Через несколько дней я им сообщил, послушав радио, что от дивизии ничего не осталось. Так я им спас их жизни и мы со временем подружились.

Так я провёл часть 44-го и 45-го года пока в соседнем селе не повесили двух украинских девушек, предположительно за воровство. А ночью, в ответ, были сожжены несколько крестьянских усадеб «остарбайтерами» (так назывались восточники, насильно вывезенные в Германию). В репрессию, немцы «прочесали» всю окрестность и всех иностранцев: поляков, русских, украинцев и работников других национальностей, загнали в ближайший концлагерь «Матгаузен», куда и я попал со своими новыми приятелями. Но пробыли мы там не долго, так как с запада уже приближался фронт, а ночью даже была слышна канонада и видна зарница. Освободили нас американцы. У них я встретил одного офицера «Союзника», который говорил по-русски (сын русских эмигрантов). Он сразу же отвёз меня к моим хозяевам, а ночью привёз полон джип оружия и амуниции, для защиты от грабежа, так как все насильственно перемещённые в Германию начали грабить, насиловать и увозить всё, что могли захватить. Это были главным образом поляки. А мы с приятелями и ещё несколько русских, организовались и с оружием в руках охраняли местные хутора. Это нам пригодилось после.