Когда Он проходил мимо красивого приморского города, раскинувшегося на зеленых холмах, вдыхающего постоянно морской холодноватый и свежий воздух и называемого Капернаумом, Иисус на несколько секунд остановился, поглядел задумчиво на его каменные стены и тихо улыбнулся. Этот город Он тут же избрал в сердце Своем, отсюда Он пойдет с Благою Вестью – сначала по дорогам Галилеи, потом по всей земле Ханаанской, а затем и по всей Земле, чтобы в конце Своей земной жизни явить Себя всем людям и указать Путь в иные миры не через смерть плоти, а через преображение своего физического тела. Так начнется великое уничтожение закона смерти.

А до Каны еще оставалось четырнадцать часов пути по еще зеленой холмистой местности. Нужно было идти всё это время за солнцем, которое, словно указывая дорогу, всё дальше и дальше перемещалось на запад. И из нежных осенних солнечных лучей как бы сам по себе соткался образ: грубый, но такой родной пролом в стене. Это дверь в другую полутемную комнату, в которой видна коленопреклоненная женщина; косые солнечные лучи, проникнув в комнату через высокое узкое окно, ласково обнимают молящуюся. О чем молится женщина не слышно, а слышен только треск хвороста в очаге да стук молотка плотника Иосифа, который доносится с улицы. Дивная вещь – память – представляет милую картинку, которая тешит и согревает сердце. Иисус теперь шел к этой женщине, к лучшей из жен, к самой красивой женщине Галилеи. Он знает ее тысячи лет, видел ее парящей среди Ангелов в удивительно прекрасном мире. Там она готовилась к великой миссии – родиться в пятый раз в мире человеков, в стране Израиль под именем Мария и стать Его матерью на земле, а Ангелы пели ей чарующие песни, и их пение разливалось радугой из тридцати шести неведомых миру людей цветов от одного края небес до другого…

…Вечером, когда солнце посылало земле последние в этот день золотые лучи, Иисус переступил порог одного дома в Кане Галилейской. В доме было тихо и, как в образе, сотканном из солнечных лучей, хотя это был и другой дом, лишь хворост сладко потрескивал в горящем очаге. Но не слышно было молотка плотника Иосифа! Когда Иисус вошел в комнату, женщина, находившаяся там, тихо вскрикнула, метнулась, упала перед Ним на колени и горячо поцеловала Его руку. Он тоже опустился рядом с ней на колени и поцеловал обе ее маленькие, пахнущие сандалом руки. Затем Он помог ей подняться и слегка отстранил от Себя, как бы говоря: «Дай-ка посмотрю-полюбуюсь на тебя, матушка». Никто не сказал бы, что этой женщине в простой галилейской одежде сорок шесть лет, она была удивительно молода и красива, ибо не властно время над чистыми душой. Сейчас ее большие, по-детски чистые карие глаза светились счастьем, а по нежным щекам бежали слезы радости. «Ты с дороги, Иешуа. Присядь, отдохни, – говорили ее глаза, – я омою Тебе ноги по обычаю. Я знала, что Ты придешь сегодня, Сынок, и поэтому купила дорогого мирро для помазания». Они понимали друг друга без слов. После обычного приветствия Мария засуетилась возле стола, выставляя на него фрукты, овощи, мед, молоко, разбавленное водой вино, сделанное из галилейского винограда, сладко пахнущие свежеиспеченные хлебы. Иисус видел по глазам Марии, что она знает, почему Он пришел сегодня, поэтому так и не сказал ей слова: «Матушка, настал Мой час. Мне пора», потому что уже прочитал в ее глазах ответ: «Я знаю, и да прославит Тебя Отец Твой Небесный». Он произнес вслух другое, и это были первые слова, прозвучавшие в тот вечер в доме:

– Как Я люблю капусту!..

Перед Ним на столе стояла посудина, в которой было вкуснейшее блюдо – тушенные в оливковом масле и меде капуста и айвы…