– Конечно, – ответил Рудольф.

Каждый месяц Дуайер присылал ему отчет по расходам на «Клотильду»; он, разумеется, знал, что ее купил Рудольф. Согласно распоряжению судебных властей яхта была оценена – стоимость ее определили в сто тысяч долларов. Значит, Дуайер не ошибся. Но ни один покупатель не предложил ничего хотя бы приближавшегося к этой сумме. Дуайер отвел яхту на зиму в Сен-Тропез и поставил у причала.

– У них все в порядке. Кейт родила тебе брата. Точнее говоря, единокровного брата.

– Бедный парень! – вздохнул Уэсли, но все же несколько повеселел.

«Род продолжается», – подумал Рудольф.

– Будете писать Кейт, – сказал Уэсли, – напишите, что я как-нибудь смотаюсь в Англию и навещу ее. Получается, что только у моего отца из всей нашей семьи больше одного ребенка. А он мне говорил, что хотел бы иметь пятерых. Знаете, он здорово умел управляться с детьми. – Уэсли смущенно повертел в руках стакан. – Не люблю хвастаться, дядя Руди, но вы посмотрите, что отец сделал из меня. Я, конечно, и сейчас ничего собой не представляю, но, пока он не вытащил меня из военной школы, я же был полным психом.

– Да, сейчас тебя психом не назовешь.

– Самое главное, – сказал Уэсли, – что я сам себя не чувствую психом. А это уже хорошо.

– Еще бы.

– Раз мы уже заговорили о детях – можно мне взглянуть на Инид?

– Конечно, – обрадовался Рудольф.

– Она по-прежнему много болтает?

– Да, – ответил Рудольф и повел его на кухню. – Даже больше, чем прежде.

Но на этот раз Инид застенчиво молчала, поэтому Уэсли сказал:

– Здравствуй, Инид! Я твой кузен Уэсли. Узнала меня?

Инид равнодушно посмотрела на него и отвернулась.

– Уже поздно, – принялась оправдываться няня. – В это время она начинает капризничать.

– Я как-нибудь зайду к вам утром, – сказал Уэсли. В маленькой кухне его по-взрослому низкий голос звучал громко и резко, и Инид закрыла уши руками.

– Мисс, ведите себя как следует, – сделала ей замечание няня.

– Это я, наверное, слишком громко говорю, – виновато заметил Уэсли, идя вслед за Рудольфом в гостиную. – На судне привыкаешь – приходится перекрикивать и ветер, и море.

В гостиной Рудольф налил себе еще мартини, выжал в него ломтик лимона и вдруг почувствовал, как он рад, что Уэсли пришел к нему в гости и захотел повидаться с Инид. «Может быть, когда-нибудь в далеком будущем мы снова станем единой семьей. У меня почти нет личной жизни», – с грустью подумал он, и ему стало жаль себя. Надо держаться своей семьи. Он одинок, не связан брачными узами – эпизод с Жанной ушел в прошлое и почти забылся, дочь – под надежным присмотром, к тому же она еще в таком возрасте, когда он видит в ней всего лишь прелестную игрушку, так что, едва он начнет общаться со своими племянниками, они станут ему нужнее, чем он им. И все-таки пусть это случится поскорее.

– Какая бы причина ни привела тебя в Нью-Йорк, – сказал он взволнованно и приподнял стакан в знак приветствия, – я страшно рад тебя видеть.

– Спасибо. – Уэсли, немного смущенный, тоже поднял свой стакан.

– Надеюсь, больше в барах не дерешься, – улыбнулся Рудольф.

– Не беспокойтесь, – сдержанно отозвался Уэсли. – Я с этим покончил. Хотя, бывает, кулаки так и чешутся. В нашей школе много черных, и они часто дерутся с белыми, а белые – с ними. Меня, наверное, считают трусом. Ну и плевать – переживу. Я получил хороший урок. И потом, когда отец забирал меня из военной школы, я дал ему обещание не драться. И нарушил это обещание только раз. Причем при особых обстоятельствах. – Уэсли мрачно смотрел в стакан, сейчас он казался старше своих лет. – Всего раз. Говорят, каждая собака имеет право один раз кого-нибудь укусить. В память об отце я должен держать свое обещание. Это самое малое, что я… – Он замолк, стиснул зубы. Рудольф испугался, что парнишка вот-вот расплачется.