– Не пригодится всё это, – сказала служанка, – не берёт нищенка такие подаяния.

– Что же делать?

– Испеки хлеб сама, наквась капусты, яблочек нарви румяных из сада, может, смилостивится и возьмёт у вас подаяние.

Так барыня и сделала. Печь хлеб и квасить капусту ей помогали, но делала она всё это своими руками. Когда приехала в эти края, наняла скромную повозку и поехала по деревням.

И вот они встретились. Милана сразу узнала свои волосы, груди, лицо, девичий стан. А барыня смотрела на нищенку с такой тревогой и надеждой, что не замечала ни уродства, ни взгляда осуждающего.

– Милая, возьми подаяние, помоги сыну моему, единственный он у меня, больше не будет детей, сжалься надо мной.

А у Миланы склянка в руке с зельем, плесни, и станут девичьи грёзы реальностью, начнётся другая жизнь, расцветёт опять молодость разнотравьем весны да многоголосием птичьим.

Опустилась барыня на колени.

– Мать я, не выдержит материнское сердце потери сына, сжалься, прими подаяние. Хочешь, жизнь мою возьми, богатство и роскошь, всё возьми.

– Подожди барыня, я вернусь сейчас.

Отошла она за кустики, ручей там протекал, вылила содержимое склянки в ручей, вздохнула тяжело, перекрестилась и вернулась к барыне. Подошла, поклонилась ей, взяла подаяние. Барыня хотела ей что-то сказать, но Милана остановила её жестом, отошла, перекрестилась, потом осенила крестным знамением барыню, низко поклонилась, повернулась и пошла прочь.

Барыня сделала шаг в её сторону, но служанка остановила её. Они стояли и смотрели на удаляющуюся фигуру бедной нищенки, вот скрылась она, а сил пошевелиться не было.

– Барышни, садитесь, ехать надо.

Барыня наклонилась, взяла горстку дорожной пыли со следа нищенки, вытащила платочек, не спеша, завернула её и спрятала на груди.

Прошло время. Сын у барыни поправился, стал генералом, честно служил царю и отечеству, заботился о воинах своих, о нём даже легенды слагали, а имя его до сих пор помнится.

Барин своим крепостным вольную дал. Каждое воскресенье он ходил с барыней на службу, при себе они имели всегда горсть медных монет, которые раздавали нищим.

О Милане они больше ничего не слыхали. Говорили, что подалась они в какие-то дальние края, то в одной стороне она якобы объявлялась, то в другой, но эти сведения были скорее вымыслом, чем правдой.

Пропал куда-то и тот старичок. Развалины дома люди долго обходили стороной, боялись всё чего-то.

А вот ручей, в который Милана зелье вылила, превратился в небольшую речушку. Вода в нём чистая и прохладная, а рыбы-то столько развелось, лови, не хочу. Не раз в лихие годы спасала она людей от голода. А уж, какие ивы раскидистые на берегу росли, ветки до самой воды, словно косы девичьи. А по утрам с листьев капельки воды в речку стекают, не зря люди прозвали её плакучей. Сходите, посмотрите на зорьке, только не пробуйте на вкус эти капельки, мне они солоноватыми показались!

Дом, в котором под присмотром нянечек проживали маленькие ребятишки, был расположен на самой окраине небольшого городка. С одной стороны от дома начинался сосновый лес, который тянулся километров на двадцать. С другой стороны – дорога, которая вела к небольшому озеру, в котором дети не только купались, но и ловили рыбу. За домом было болото, на котором кое-где росли небольшие деревца, да между кочек поблескивала водичка. Жила в этом уютном доме семилетняя девчушка, которую звали Танюшей. Она мало чем отличалась от других девочек, бегала, играла со всеми вместе, как и все нарушала, иногда, установленный в доме порядок, за что ее нестрого наказывали. Один раз они с подружкой забрались на крышу небольшого сарая и прыгнули с нее на землю. На сей раз наказали их более строго, запретили два дня выходить на улицу.