В это время внимательно наблюдавший за разговором человек в сюртуке подошел к узколицему и что-то шепнул ему на ухо. Тот согласно кивнул и отвернулся от архитектора Субботина. Сюртук немедленно гаркнул что-то другим японцам, и они подбежали к нему. Он же, подойдя вплотную к русскому, обратился к нему на плохом английском языке:

– Вы архитектор? Вы строить по приказу королевы Цин?

Русский побледнел и судорожно кивнул, в страхе пятясь назад.

Бородач в сюртуке схватил архитектора за лацкан и потащил к выложенным у порога дворца трупам:

– Ты знать королеву в лицо?! Покажи! Покажи, где есть королева!

Остальные японцы, вложив ножны в мечи, окружили их кольцом. Кто-то держал русского за локти, кто-то переворачивал лица убитых женщин и вытирал с них кровь задранными подолами их же платьев. Наблюдавший за происходящим кореец почувствовал, как пальцы его жены впились в его ладонь. Его самого трясло, и он уже почти ничего не видел, а только слышал одно и то же, все время повторяющееся:

– Покажи королеву! Покажи королеву! Ты знать королеву?!

Русский в ответ кричал по-английски, что он мужчина, а потому не имел доступа в покои и никогда не встречался с королевой, получая от нее только письменные распоряжения. Шум усилился. Кореец открыл глаза и увидел, как разъяренные японцы потащили архитектора к выходу со двора, приподняв его на руки так, что у него не было возможности даже замедлить ход. За ними вслед стремительно вышел человек в сюртуке, а затем, уже неторопливо, исполненный собственного достоинства, узколицый с половиной лука в руке, пользовавшийся им как тростью.

Солдаты остались стоять, молча наблюдая за толпой обезумевших от горя придворных. Кореец перевел глаза на вереницу трупов и остановил взгляд на женщине, лежавшей в самой середине, – у нее были особенно длинные волосы, и она была поразительно похожа на его жену. Пухлые губы корейца почти беззвучно прошептали: «Мы отомстим. Мы отомстим, Ваше величество. Мы отомстим, старшая сестра».

Август 1931 года. Москва, здание ОГПУ на Лубянке

– Василий Иванович, наблюдение подтверждает однозначно: Тредиаковская – японская шпионка. Судите сами. Прибыла сюда из Владивостока 21 июня – как только кончились экзамены в школе. Уволилась по собственному желанию, сдала жилье и уехала в Москву искать лучшую работу. Товарищи из Приморского ГПУ перепроверили и подтвердили эту информацию.

Следователь Василий Юдин встал с кресла и подошел к окну. Посмотрел во двор здания госбезопасности, но ничего интересного там не увидел и повернулся к докладывавшему начальнику группы наружного наблюдения – мужчине в гражданской одежде, среднего роста и очень средней внешности:

– Во Владивостоке за ней числилось что-нибудь подозрительное?

– Никак нет. Никаких контактов с установленными сотрудниками японской разведки не зафиксировано, – правильно понял тот направленность вопроса.

– А с неустановленными?

– Ни с кем. Обычная учительница. Но вы правы. Есть кое-что странное…

– Ну! – Юдин подошел к оперативнику и внимательно посмотрел на него сверху вниз. Тот кивнул, как будто подтверждая справедливость нетерпения начальника, достал из кармана серого пиджака потрепанный блокнотик и продолжил:

– С сентября 1928 года Тредиаковская Людмила Францевна стала часто бывать в гостях у учительницы французского языка из ее же школы – Эрнестины Жоффруа.

Юдин, отошедший было к столу, развернулся так резко, что скрипнули доски под каблуками хромовых сапог. Брови его взметнулись вверх, но оперативник спокойно продолжал:

– Установлено, что между Тредиаковской и мужем Жоффруа – профессором японоведения Петром Макиным установились тесные отношения. Возможно, более чем дружеские. В феврале этого года Макин уволился из Дальневосточного университета, где преподавал японский язык, и переехал сюда, в Москву. Сейчас работает в такой же должности, но в Московском институте востоковедения. Тредиаковская в школе еще весной говорила, что Жоффруа зовет ее в Москву, но я думаю, Василий Иванович, что звал-то ее как раз Макин, – чекист посмотрел на Юдина и слегка усмехнулся.