Когда огромный борт корвета навис над шлюпкой, неизбежность происходящего стала очевидной. Никогда ничего не будет прежним. В одной руке Айрис сжимала камень от Руяны, в другой – коробку с печеньем от Донны. И если бы ее сейчас спросили, какая из женщин была ей дороже, выбрать бы она не смогла. Над головой Айрис проплыла огромная фигура тучной русалки, держащей в руках полумесяц. «Гальюнная дама» – вспомнила она название из книжки про корабли, которую как-то читала старшим детям Донны Этвелл. Русалка скосила глаза и пристально наблюдала за приближающейся шлюпкой, но это, конечно, была игра воображения. Немудрено, учитывая, что Айрис не спала всю ночь, да и предыдущие ночи выдавались бессонными.

Русалка исчезла в соленых брызгах, уступив место огромным белым буквам – «Улыбка луны». Название корабля казалось издевательским, но Айрис уже совсем плохо соображала. Матросы в шлюпке подхватили сброшенный трап, по которому стал ловко карабкаться Данир, ее же усадили в люльку, напоминающую качели, и потащили наверх, будто куль с зерном. Впоследствии она не раз наблюдала, как таким способом на борт поднимали габаритные грузы – мешки, бочки, коробки. Окинув сонным взглядом болтающийся трап, шпагат которого потемнел от воды и человеческих рук, Айрис подумала, что она не смогла бы проползти и ступеньки. Или как там у них эти веревочки назывались. Лучше сразу в воду.

Она хоть и спала с открытыми глазами, но с изумлением разглядывала выщербленные, убеленные солью борта корабля, обвитого снастями и канатами, будто мумия лентами. Вот проплыл мимо задраенный люк орудийного порта, и Айрис невольно принялась считать – один, три, двенадцать… Она успела досчитать до пятнадцати, прежде чем орудийный ряд исчез из взора. «Тридцати пушечный корвет», – вспомнились в голове хвастливые слова капитана.

Когда качели достигли фальшборта, и Данир лично перенес ее на палубу, Айрис зажмурилась. Каким бы плохим ни был капитан Арбэл, но в этом новом, чужом мире, пахнущим просоленным деревом, джутом, маслом, металлом, человеческим потом и тысячью других враждебных ей запахов, он был единственным понятным элементом.

– Дальше сама, – грубовато буркнул Данир, отпуская ее. – Рэндалл проводит тебя в каюту к остальным. Располагайся, к обеду загляну. И запомни – с юта ни ногой. У вас, девочек, там есть балкон, по нему и гуляйте, у меня и так экипаж на взводе, что столько баб на борт взяли.

Пока Айрис в изумлении таращилась на мачту, возвышавшуюся у нее перед глазами, – по крайней мере, она думала, что этот гигантский столб с поперечными палками, оплетенный веревками и сетками, именно так и называется, зычный голос капитана Арбэла послышался уже совсем с другой стороны. Данир передвигался по кораблю с удивительной скоростью. Да она и не смогла бы уследить за ним среди столь разношерстных людей, которых здесь собралось больше, чем горожан на ярмарочной площади в воскресенье. Команда двигалась ловко, быстро и даже как-то ритмично, будто исполняя одним морякам ведомый древний танец.

– Все наверх паруса ставить! – кричал откуда-то сверху Данир. – Пошевеливайтесь, гниды соленые! Боцман, правый и левый якоря к отдаче готовь! Убрать трап!

И будто эхом тут же по всему судну стали раздаваться другие, не менее зычные голоса:

– Фок к постановке готов! Марсовые к вантам! По реям! Отдать сезни! Кливера к постановке изготовить!

Зачарованная всей этой морской тарабарщиной, Айрис и не заметила, как Рэндалл, молодой матрос с отчаянно рыжими вихрами, выбивающимися из-под смешной шапки, схватил ее за руку и потащил по палубе через веревочный лес, о который она то и дело спотыкалась. Пышные юбки, в которые ее так тщательно наряжали мадам Ковальски и Гленна, здесь были совершенно неуместны. Команда корабля напоминала часовой механизм, все шестеренки и винтики крутились на своем месте, не останавливаясь и не сбиваясь, но, несмотря на то, что экипаж ладно выполнял свою работу, готовя парусник к отплытию, на Айрис смотрел каждый матрос. Они не просто глядели, а именно пялились. Обычно так старшая горничная Этвеллов смотрела на пятна, иногда остающиеся на скатерти после кормления малышей. Как грязь не имела права на существование в доме Донны Этвелл, так и Айрис была совершенно лишней в мире этих мужчин.