Поплелась на первый, за Габриэлем, что перепрыгивал по три ступени, пытаясь догнать девушку, бежавшую из нашего дома.

Андреа де Лазар.

Смотря, как она бежит из особняка с глазами, что прыгали по нашим владениям в поисках надежды, мне стало больно. Она не виновата в том, что сделал ее отец. Но в нашем мире считалось, что за каждый проступок семьи платят дети. Брат пошел по этим гребаным правилам, когда, крепко сжимая локоть девушки, воротил ее за собой, выводя прочь изо двора.

– Это несправедливо, – покачала головой, смотря как закрываются наши врата за Даниэлем и Андреа.

– Это правильнее всего, – ответил Габриэль, сжав кровоточащий нос.

Черт, его лицо было в крови, капающей с подбородка на светлый мрамор уличной лестницы.

– Правильно, не всегда значит хорошо.

– Мы не ангелы, синьорина, – Габриэль приложил лед к ушибу, что вынесла Джулсия, сморщившись от брызгав крови.

– Ты прекрасно знаешь, что «хорошо» – не входит в среду нашего обитания, – закончил за друга Каир, запыхаясь подошедший к нам, после погони за украденной невесты.

Именно украденной. Сегодня должно было состоятся бракосочетание Андреа с младшим сыном Чикагского дона – Рицци Романо. Видимо, брат разрушил все их планы. Они получат похороны, вместо свадьбы.

– Ну конечно, – покосилась я, направляясь домой.

– Инесс, – стучащие по полу каблуки привлекли внимания.

Сделала вид, что не слышу. Опустила голову и начала подниматься по лестнице.

– Инесс! – громче повторила мама, и я все же остановилась, запредельно медленно поворачиваясь в ее сторону.

– Слушаю, – бесстрастно выдала в ответ.

Спорить, а тем более пререкаться не было смысла. Я ничего к ней не чувствовала.

Мне не было больно, когда она с осуждением смотрела на мой внешний вид.

Мне не было больно, когда она лепетала о дочерях своих подруг с восторгом.

Мне не было больно, когда она ругала меня за книги, которые я читаю.

Мне также не было больно, когда я плакала каждое лето, чтобы меня не отправляли меня в Неаполь, а она даже глазом не моргнула.

Мне никогда не было больно.

Не припомню, чтобы мы с ней могли сплетничать, болтать по ночам и хихикать. У нас не такие отношения. Больше похоже на дрессировку кота и его хозяина. При этом, думаю, к коту обращались бы ласковее меня.

Про папу…просто промолчу.

Все пятнадцать лет моей жизни, мамы и папы не было в моменты, когда они были мне так нужны. Они просто не участвовали в ней.

– Оденься нормально к ужину, – вновь ее карие глаза, такие же как и у меня, прошлись по моей одежде. – Не спускайся в этой пижаме.

– Хорошо, – скучающе зевнула, все равно зная, что сделаю свое.

Мама развернулась и шикарной осанкой направилось вон, но остановилась на пол пути.

– А еще, – приподняла она указательный палец, – Завтра нас в гостях ждет Карло с женой.

– У меня вокал, – напомнила я.

– Его подвинешь, – махнула она рукой, – Женщины синдиката собираются у них дома.

– Я не могу подвинуть.

– Подвинешь, – мама запечатала слова выразительным взглядом, и ушла, не давая даже выразить возражение.

Злая на весь мир, побежала быстро по лестнице на третий этаж, дошла до своей части особняка и закрыла дверь. Так громко, что содрогались стены. Но громче был выстрел, что разразился в лесу и донесся до меня сквозь открытое окно. Тело сжалось от жути происходящего.

Подбежала к стеклу, смотря как вороны разлетаются в небе. Я не знала этой девушки совсем, но что-то в груди медленно опустошалось, словно на курок нажала я. Что чувствовал брат? Осталось ли хоть толику чувств в его душе?

Но все оказалось совершенно не так. Брат зашел в дом с этой девушкой на руках.