— Ладно, не кипятись. — примирительно буркнул Дюма, утерев мокрый от испарины лоб. — в тачилу давай, жди меня. Я щас, только за баблом сбегаю.

— Сумка там её. И документы. — морщась от боли, напомнил Лёха, усаживаясь на переднее сиденье джипа, заляпанного в грязи. — проверь, чтоб ничё не завалялось после нас, менты если сунутся, пусть землю рылами роют, и ни хрена не найдут.

Голова кружилась, и он прислонился ею к мягкой спинке. В чем-то Ромыч, само собой, прав, им на хрен не нужны лишние напряги, но какая-то дьявольская сила заставляла его идти наперекор здравому смыслу. Он не понаслышке знал, что это за район, тут сплошь и рядом отморозки, а Дуся беззащитная девчонка, кто она и кто шпанята, которые по улицам шныряют. Изнасилуют в грязном подвале и по-тихому придушат, а труп закопают в лесочке.

Взгляд его упал на приборную панель. Ключей не было, и в душе шевельнулось беспокойство. Нет, их, разумеется, мог забрать Ромыч, но что-то Лёхе подсказывало — дело принимало скверный оборот.

***

Сколько себя помнил, Илья Данилович жил в этом захудалом районе практически безвыездно. По образованию хирург, в молодые годы он прошел вместе с однополчанами три горячие точки, под градом пуль вытаскивал ребят с того света и, как про него говорили, творил чудеса. Тяжело было после демобилизации адаптироваться в мирной жизни, но война для него закончилась в тот роковой день, когда погиб почти весь взвод, расстрелянный чеченскими боевиками. Самого Данилыча, тяжело раненого, доставили вертушкой в госпиталь, а после и в родные края.

Семьи у него не было, не довелось завести ни жену, ни детей, так бобылем и доживал век. Не найдя своего пристанища в мирских буднях, Илья принял серьезное решение, посвятил себя Богу, и начал отчаянно замаливать грехи прошлого. Поначалу окончил духовную академию, и уехал в небольшую деревеньку, куда его направили занять место скончавшегося православного настоятеля храма. Провел он там недолгие три года, и понял, что не может находиться на людях, да еще выступать в роли духовника. Сам по локти в грехах.

Вернулся в родной городок, огородился от мира высоким забором, дом продал, и начал обустраивать быт в одиноко стоявшем на отшибе домишке в частном секторе. Завел хозяйство, кур, коров, коз, чтобы меньше на рынок мотаться, но слава о нём всё равно быстро поползла по окрестностям — мол, бывший военный врач осел в этих неспокойных краях, и потянулись к его дому люди.

Да больше всё из тех, кто предпочитал свои темные дела не афишировать. Авторитеты воровские стали частыми гостями у Ильи, сошки помельче, но в основном, та же братия из криминала. Никому не отказывал он, собирал по «кусочкам», шальные пули выковыривал, ножевые врачевал. Окрестили старика просто, по-свойски, Данилычем. Спустя многие годы его считали своим среди законников, и все в определенных кругах знали, что человек он понятливый, язык за зубами держать умеет.

Рад бы Илья был избавиться от такого «почёта», да, видно, судьба так распорядилась, свела дороги его и бандитов, а толку судьбе-то противиться? Так и жил он, один одинешенек, в огромной усадьбе, отстроенной в подарок в знак благодарности кое-кем из авторитетов…

В этот вечер собирался он прошвырнуться по угодьям охотничьим, мясо заканчивалось, а было оно неотъемлемым атрибутом его питания. С егерем местным, что в деревне неподалеку заправлял, Данилыч был дружен, проблем с охотой не возникало. Погрузив в УАЗ винтовку, патроны и усадив рядом с собой верную гончую Найду, старик отправился в путь. Трасса проходила между плотными стенами леса, путников обычно здесь не встречалось, а сегодня, откуда ни возьмись, вдруг выскочила из березняка юная девчонка, и он, смачно ругнувшись, вывернул руль вправо.