Сотин пожал плечами.

– Только не затягивайте. Если до часа дня я не получу от вас внятного ответа, то начну переговоры с ещё одним кандидатом.

В это время официантка принесла стейк и бокал пива. Егор взял в руки вилку, нож, смущённо взглянул по очереди на Грачёва и Брюсова, а затем, улыбнувшись, проговорил:

– Как-то стрёмно себя чувствую. Я что, один буду есть? Давайте попилим этот смачный кусок на троих. Я точно его не осилю в одиночку!

Через полчаса, выйдя из «Погребка», Сотин быстро попрощался и, ёжась на морозе в своей лёгкой куртке, припустил к стоящему рядом «Порш-Кайену». Взревел двигатель, и машина стремительно унеслась по Кутузовскому проспекту. Друзья проводили автомобиль задумчивым взглядом.

– Он либо сумасшедший, либо гений, – негромко произнёс Грачёв.

– Либо то и другое вместе, – так же тихо ответил Брюсов.

– Но всё же его предложение меня заинтриговало. С вами я бы рискнул к нему пойти, – проговорил Владимир Юрьевич, покосившись на Леонида.

– Предлагаю сейчас немного пройтись, проветриться, потом зайти в какую-нибудь кофейню и всё спокойно обсудить, – отозвался Брюсов.

Через два часа Грачёв позвонил Сотину и бодрым голосом сообщил:

– Егор Сергеевич, мы согласны.

– Отлично, тогда сразу после новогоднего шабаша жду вас у себя в офисе, – ответил Сотин.

Леонид усмехнулся, вспоминая тот далёкий день. Сотин оказался прав, когда говорил, что будет непросто. Прежняя работа в «Телефорварде» теперь всё больше казалась ему длинным скучным курортным отпуском.

Конец июня в Москве выдался на редкость душным и жарким, но благодаря монотонно урчащему кондиционеру в просторном кабинете старшего следователя прокуратуры Воронова царила приятная прохлада. Встреча продлилась несколько дольше, чем предполагал Леонид. Волков был невысоким, крепко скроенным мужчиной среднего возраста с простодушным лицом и внимательным насмешливым взглядом.

Как Брюсов и ожидал, его первый вопрос был о последней встрече с Зориным. Леонид, тщательно подбирая слова, начал рассказывать:

– Через месяц после моего увольнения Арсентий Павлович неожиданно объявил о продаже «Телефорварда», но заявленная стоимость – восемь миллионов долларов – никого на рынке не вдохновила. Наша компания решила договориться с Зориным о более низкой цене. Переговоры были поручены мне. Встреча состоялась в кабинете Арсентия Павловича и… произвела на меня удручающее впечатление. Он был пьян, чего раньше за ним никогда не водилось. В кабинете царил жуткий бардак. На полу папки с документами, на столе тарелки с остатками пищи. Сам Арсентий Павлович был небрит, в помятом костюме. В общем, выглядел не лучшим образом. Я был уполномочен предложить ему четыре миллиона долларов. Но он только рассмеялся и пустился витиевато рассуждать о блестящих перспективах «Телефорварда». Я слушал его ровно двадцать минут, а затем ушёл. Это всё. Больше мы не виделись и не общались. Даже по телефону. Что происходит сейчас с компанией «Телефорвард», я точно не знаю. Но как серьёзного игрока на рынке сотовой связи его никто больше не рассматривает.

Воронов записал показания, немного помолчал, о чём-то размышляя, а затем спросил:

– Скажите, а враги у Зорина были?

– Понятия не имею. Арсентий Павлович был неглупым, обаятельным человеком и отлично умел сглаживать острые углы.

– У меня последний вопрос, – произнёс Волков, глядя в какой-то листок. – Судя по всему, Зорин был одинок. В марте девяносто первого года его жена, с которой он, говорят, не очень ладил, погибла в автомобильной катастрофе. Больше он в брак не вступал. Сын живёт где-то в Европе, и с ним отношения вроде тоже не очень хорошие. Говорят, они даже не общаются. Известно ли вам что-то ещё о его родственниках? Может ли существовать какой-нибудь неизвестный трастовый фонд, уполномоченный распоряжаться наследием Зорина в случае его смерти?