– Бывает, – согласилась Ирина, чмокнув его в щеку. – И все-таки? Что-то вас растревожило, мой дорогой, да вот только обидно, что не я.

– И ты, и еще многое чего.

– А если более конкретно?

– Помнишь, говорила мне, чтобы я обратил внимание на Игната?

– Это когда были в гостях?

– Ну.

– Конечно, помню.

– А что именно тебя встревожило в Игнате? На что я должен был обратить внимание?

Видимо не ожидавшая подобного вопроса, Ирина Генриховна удивленно посмотрела на мужа.

– А с чего бы ты вдруг вспомнил об этом?

– В общем-то, и сам толком не знаю, – вздохнул Турецкий. – Но сегодня, когда я был у Шумилова, встретил у него Игната и...

– Что, уже постигает азы фармацевтической науки? – удивилась Ирина.

– Если бы, – буркнул Турецкий. – Приехал деньги у отца просить.

И он вкратце пересказал о разговоре с Шумиловым-старшим, который хоть и не жалел денег для сына, но уже стал задумываться, на что именно можно тратить такие суммы. «Что он, эти “бабки”, ест что ли?»

– Значит, так оно и есть, – нахмурилась Ирина Генриховна, когда Турецкий закончил свой рассказ. – И если не принять сейчас каких-то срочных мер...

Оборвав себя на полуфразе, она скорбно поджала губы и развела руками.

– Короче говоря, промедление смерти подобно. Причем в прямом и в переносном смысле.

– Я не понимаю, о чем ты?

Ирина Генриховна не спешила с ответом. Наполнила водой «тефаль», присела на краешек «уголка». Все это время Турецкий, словно кошка за мышью, следил за женой. Наконец не выдержал и уже с легким металлом в голосе напомнил о себе:

– И все-таки, о чем ты?

– Видишь ли, Шура, то что я сейчас скажу, это очень страшно и серьезно, можно сказать диагноз, и я... В общем, я бы очень хотела ошибиться, но, как мне показалось, наш Игнат довольно серьезно подсел на наркоту. И если в тот вечер, в доме у Шумилова, я всего лишь обратила внимание на слишком нервозное состояние Игната, причем чисто профессионально, как криминалист-психолог, которому довелось поработать с этой категорией клиентов, то этот твой рассказ...

Пораженный услышанным, Турецкий удивленно смотрел на жену. Наконец, в его сознании что-то сдвинулось и он почти выдохнул из себя:

– Ты хоть понимаешь, о чем ты говоришь? Игнат!.. Мой крестник – наркоман!

И засмеялся, злыми глазами уставившись на жену.

– И все-таки, – устало произнесла Ирина Генриховна, – поговори с ним, если, конечно, он на этот разговор пойдет.

– О чем? – взвился Турецкий.

– Да все о том же. Как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть. К тому же он любит тебя и уважает, как только можно уважать сильного, умного человека. А это многое для парня значит.

– Ты это серьезно? – уставился на жену Турецкий.

– Серьезней, Шура, не бывает.

Окончательно взвинченный, в эту ночь Турецкий так и не смог заснуть. Из головы не выходили слова Ирины, которые она уже за вечерним чаем подкрепила конкретными примерами из собственной практики, и теперь он постарался проанализировать поведение Игната как следователь Генеральной прокуратуры России, правда бывший. И анализ этот, долгий и мучительный, не принес ничего хорошего. Правда, все еще теплилась в душе надежда, что все это чепуха, как говорится, у страха глаза велики. И еще: «Что покажется бабе спьяну, то и черту не приснится». А его Иришка в тот вечер была явно не трезва.

И все-таки в восемь утра он позвонил на мобильный номер Игната и, когда тот отозвался не очень-то бодрым голоском, произнес, откашлявшись:

– Привет, крестничек. Не разбудил, случаем? А то уж голос у тебя слишком сиплый да заспанный.

Явно удивленный телефонным звонком дяди Саши, Игнат только и нашелся, что пробормотать невнятно: