– Воевать! – Сережка вспыхнул, это было слышно по голосу. Потом он помолчал и неожиданно рассудительно и жутко сказал: – Понимаешь, Юр… это очень страшно – воевать, я видел… но, если мы их не прогоним, то они не дадут нам жить. Просто не дадут, нас не будет. Совсем. А я так не хочу, и не могу так жить. Я лучше умру, но…

Ясно было, что у мальчишки нет слов, чтобы высказать то, что он думает. Но у Юрки они были, и он тихо сказал:

– Но сражаясь. Да?

– Да, – выдохнул Сережка. – Я решил. Мне бы выбраться и пробраться в Воронеж. Я слышал… – шепот Сережки защекотал ухо Юрке, – они говорили… Воронеж держится. Там наш генерал Ромашов их не пускает.

– Ты… правду говоришь? – сдавленно спросил Юрка. В нем вдруг вспыхнула надежда.

До этого он сам не очень понимал, почему думает о побеге, что собирается делать, если сбежит-таки. Ему казалось, что вместе с отрядом Батяни кончилось вообще все организованное сопротивление. И вдруг оказалось…

– Правду? – почти умоляюще спросил Юрка снова.

– Они так говорили, – прошептал Сережка. – Ругались – одуреть, как ругались… Юрка, а знаешь? – В голосе Сережки проскользнуло ликование. – Они боятся. Правда боятся. Боятся, что их пошлют в Воронеж. И говорят, что и другие места есть… и партизан много… А если они сами боятся, то почему их должен бояться я?

В этом заявлении была довольно глупая, но искренняя логика. Если бы Юрка был старше – он бы, наверное, посмеялся… но ему и самому было всего шестнадцать лет. Поэтому он сказал:

– Есть еще двое ребят… младше меня, но старше тебя… Завтра я тебя с ними познакомлю. И будем думать. Правда, – признался Юрка, – я не знаю, что тут можно придумать. И как. Уже всю голову себе сломал.

– Придумаем, – непоколебимо-уверенно сказал Сережка. – Не можем не придумать.

Он все-таки успел уснуть и вздрогнул, когда старшие мальчишки растолкали его. Все было обговорено заранее. Юрка, Славка и Вовка начали тихо снимать с нар лежаки – большие, закрепленные в пазах листы пластика. Сережка подошел к двери и притих около нее, прислушиваясь. Делалось это очень тихо – никто в бараке больше не проснулся или, проснувшись, сделал вид, что это его не касается. Когда подошедший Вовка кивнул Сережке, тот нажал кнопку рядом с косяком и, когда загорелась зеленая кнопка, прохныкал:

– Дяденька охранник… мне в туалет… очень… мне по-большому…

В ответ раздалась приглушенная матерная брань разбуженного хорвата. Но Сережка продолжал ныть и скулить, даже подпрыгивая на одном месте для убедительности, как будто его могли видеть снаружи – и в конце концов в двери щелкнул фиксатор замка. Скорее всего охранник собирался просто вздуть надоедливого мальчишку, а не водить его по сортирам, да потом пару раз сунуть головой в ящик биотуалета в дальнем углу барака – как уже делали пару раз со слишком стеснительными. Но привести в исполнение это желание ему не удалось.

Стоило ему войти, как Юрка с размаху изо всех сил рубанул его в горло – в кадык – ребром пластикового листа. Хорват коротко хрипнул и повалился на руки Славке и Вовке.

– Блин, он без оружия, – прошептал Славка. – Шокер один.

– Черт с ним, – ответил Юрка. – Скорее давайте, бежим, ну!

Они вышли. Осторожно, крадучись. И почти тут же в бараке кто-то завопил – срывая голос, с визгом:

– Убегают! Охрана, убегают же!!!

Сережка с отнюдь не детским ругательством метнулся обратно, но Вовка пинком (руки были заняты) направил его в сторону соседнего барака, прошипев:

– Бежим, все равно теперь, ну?!

Взревела сирена. Мальчишки мчались со всех ног, волоча настилы. Лучи прожекторов заметались по периметру лагеря, но все получилось так, как и рассчитывал Вовка – стена барака прикрывала беглецов, им надо было сделать еще один рывок, только один.